— Восемьдесят килограммов, рост примерно метр восемьдесят пять.
Мак покачал головой:
— Извините, профессор, в силу своей работы я более или менее разбираюсь с килограммами, а вот с метрами и сантиметрами не то чтоб очень знаком…
Фрейзер вздохнул: ох уж эта американская школьная система с ее страхом засорить головы ребят «лишними знаниями»!
— Дайте сообразить, — начал профессор. — Итак, вес — сто семьдесят пять фунтов, рост — приблизительно шесть футов. — Профессор посмотрел оценивающим взглядом на Мака, сдвинул очки на лоб и добавил: — У вас проблемы с позвоночником, детектив. Из-за косолапости. Вы неправильно ставите ногу и систематически сдавливаете нервы в поясничном отделе позвоночника. Советую побыстрее обратиться к врачу.
— Хороший у вас глаз, профессор, — сказал Мак. — Могли бы у нас детективом работать.
— Но что-то подсказывает мне, — в тон ему подхватил Фрейзер, — что вы предприняли поездку в неблизкий Эверетт не ради остеопатического диагноза, так?
— И тут угадали, — сказал Мак, забирая у профессора отпечаток своего собственного следа. — А что вы скажете про это?
Мак вынул из своей коробки второй завернутый в газету предмет — много-много больше первого. Когда Мак развернул газету, глаза профессора Фрейзера мгновенно загорелись. Этот слепок был трехдюймовой толщины — в соответствии с глубиной следа.
Вернув очки на переносицу, Фрейзер долго и внимательно рассматривал диковину.
— О-ля-ля, — наконец произнес он, — тут мы, похоже, имеем очень большого мальчика. — Он выудил из-под бумаг на столе небольшую рулетку. — В длину пятьсот двадцать два миллиметра… Да, детектив, мальчик наш очень и очень большой…
Закончив все измерения, Фрейзер еще какое-то время изучал след, потом спросил:
— Слепок делал полицейский эксперт?
— Да, наш человек.
— Снимаю шляпу — у вас хорошие сотрудники, весьма профессиональная работа! — добавил Фрейзер, берясь за лупу. — Очень убедительно. Даже складки на стопе и поры можно различить! Славная работа. — Не отрывая взгляда от слепка, он спросил: — Откуда у вас это?
— Из леса.
Профессор Фрейзер понимающе ухмыльнулся:
— Как у вас деликатно выражаются, «особо секретное расследование»?
— Да, что-то в этом роде.
— А вы молодец — достало смекалки сделать для сравнения слепок собственной ноги.
— Ну да… Так что же это?
— Кто из нас детектив?
— Профессор, давайте не будет играть в эти игры, — сказал Мак. — У вас большой и серьезный опыт. Ваше мнение для меня очень важно.
У Фрейзера действительно был большой и серьезный опыт… в том числе и малоприятный: он однажды откровенно пообщался с человеком, который на самом деле оказался репортером бульварного журнальчика и так переврал его слова, выставив Фрейзера полным дураком, что профессору пришлось долго краснеть перед коллегами и студентами. Но сейчас, имея перед собой самый правдоподобный слепок гигантской ноги, который он когда-либо видел, профессор Фрейзер не мог решить, чему дать волю: недоверчивой осторожности или радостному энтузиазму. Однажды, у канадского озера Питт, был зарисован шестидесятисантиметровый след. Но то была всего лишь зарисовка. Фрейзер имел возможность изучить довольно неплохие боссбургские слепки — хромая правая нога, но ступня «всего лишь» сорок три сантиметра в длину. Детектив принес отменный слепок. След поражал и сохранностью деталей, и размером. И след был подлинный!
— Так что же это, профессор? — повторил свой вопрос Мак Шнайдер. — Фальшивка это или нет?
Почти умоляющие нотки в его голосе растопили сердце профессора. Уже не стараясь держать свой энтузиазм в узде, он сказал:
— Нет, это не фальшивка. На сей счет можете быть спокойны.
— Погодите, почему вы говорите это с такой уверенностью?
Показывая на разные части слепка, Фрейзер принялся объяснять:
— Смотрите, все эти поры, складки, завитки, мозоли, все эти анатомические подробности — к примеру, соотношение размеров всех пальцев ноги — ничто не расходится с наукой. Неисчислимое множество взаимозависящих параметров — и нигде ни единой ошибки. В мире только горстка ученых обладает подобными узкоспециальными знаниями, и я знаю каждого из них. Но они теоретики. Ни один из них не способен сымитировать след подобного безупречного качества. Короче, детектив, перед нами слепок следа реальной ноги неизвестного, но вполне реального бо-о-ольшущего гоминида.
Мак уже знал, что гоминидами ученые называют семейство отряда приматов, к которому относят ископаемых людей — скажем, неандертальцев и питекантропов — и современного человека.
Слова Фрейзера глубоко огорчили Мака. Он довольно искренне надеялся, что профессор признает след фальшивкой. Тогда — гора с плеч и можно будет вернуться к обычной следственной рутине. Увы, с облегчением — полный пролет…
Тяжело вздохнув, Мак задал теперь уже логически неизбежный вопрос:
— Вот вы говорите, «неизвестный гоминид». А… а какой он из себя?
Доктор опять насторожился и ушел в оборону.
— Неизвестный он и есть неизвестный, — сухо сказал он. — Если вы знаете, что такое «гоминид», мне нечего больше прибавить.
Эта внезапная уклончивость взбесила Мака, который не мог опомниться от предыдущего уверенного заявления профессора. Уважаемый ученый, а юлит, как адвокатишка!
— Этот, по-вашему, йети? — рубанул Мак без околичностей.
Профессор Фрейзер вздохнул, вскочил из-за стола, прошел через кабинет и аккуратно закрыл дверь. Возвращаясь, он сказал:
— Ненавижу это название!
— Послушайте, профессор, тут дело нешуточное. В горах бесследно пропадают люди. Поблизости от двух мест происшествия я нашел подобные следы. Необъяснимые следы. Мне как детективу нужно срочно что-то решать: или похерить их из памяти как не идущую к делу чепуху, или отнестись к ним с предельной серьезностью. От этого зависит и стратегия, и тактика следствия!
— М-да… А ваше начальство уже в курсе вашей… теории?
Мак криво усмехнулся:
— В курсе.
Фрейзер заглянул ему в глаза и протянул:
— Так-так… Занятно.
Мак даже привскочил со стула от избытка чувств.
— Вы специалист мирового класса! Выручайте! У меня на одного вас надежда!
Профессор Фрейзер махнул рукой — мол, сидите и не егозите. Он нашарил между книгами начатую бутылочку с соком, сделал пару глотков и сказал с расстановкой:
— Во-первых, строго говоря, в мире вообще не существует специалистов по данному… м-м-м… предмету. Поскольку самого предмета как бы не существует. Есть просто некоторое — и немалое! — число людей, которые всерьез размышляют над тем, каким бы было это существо, если бы оно… имело место быть. Часть энтузиастов обладает образованием в тех областях науки, которые помогают… э-э… размышлениям подобного рода. Большинство — нет. Последнее замечание подводит меня вплотную ко второму пункту моего высказывания. Будучи работником науки, я напрямую завишу от своей ученой репутации. Грубо говоря, именно она меня кормит. Эта репутация создана моими учеными степенями, моими научными заметками и книгами и годами серьезной исследовательской и преподавательской работы. О предмете, который мы обсуждаем, я писал много и часто. Однако я ни разу — ни разу! — ни устно, ни письменно не заявлял, что этот предмет существует. Будучи серьезным и уважаемым профессором и
