Свет погас, и в комнате теперь виднелись лишь мегафон, карандаши, блокноты и другие смутно поблескивавшие в темноте предметы. Из фонографа хлынули переливы «Голубого Дуная». Ибуки и Микамэ расположились по бокам от Ясуко, не сводя глаз с металлической ширмы, за которой сидел связанный медиум. Ибуки никак не мог сосредоточиться, все его внимание занимала лебединая шея Ясуко и ее напряженное плечико, касавшееся его руки. Девушка усердно таращилась в темноту, стараясь ничего не упустить. Он точно знал, что, если бы свет не выключили, Ясуко стала бы делать заметки для Миэко, но, поскольку писать в таких условиях не было никакой возможности, она прилагала все усилия, чтобы запомнить каждую мелочь. Время от времени Ибуки обуревало желание обнять девушку и прижать ее маленькую головку к своей груди, как будто странная атмосфера сеанса пробила брешь в его обычной сдержанности и решимости не поддаваться плотской страсти.
И вот в тишине раздался стук, как будто кто-то забарабанил костяшками пальцев по столу.
– Ага! – воскликнул спирит. – Началось!
Некоторое время спустя темноту прорвало чуть заметное сияние – бледная арка над ширмой, слишком призрачная, чтобы исходить от какого-либо известного человеку источника света. Одновременно с этим лежащий на столе мегафон взлетел в воздух, как будто кто-то пнул его ногой.
Медиума, очевидно, трясло – барабанную дробь выдавали ножки стула. Стук. Пауза. Тьма. Стук – и белая арка снова появляется в воздухе, а блокноты с карандашами падают на пол, точно под порывом сильного ветра.
С губ медиума сорвались нечленораздельные звуки: то ли стоны, то ли причитания.
Спирит выключил фонограф и поднялся.
– Контакт состоялся. Пора задавать вопросы. Приветствуем вас! Кто вы?
Женщина за ширмой заговорила густым мужским басом, словно у нее внутри сменили пластинку:
– Je suis descendu de la montagne, je m’en vais a la montagne.
– Что? Какой это язык?
– Французский, – отозвался один из зрителей. – Он говорит: «Я пришел с горы, я уйду в горы».
– Все слышали? Должно быть, это дух француза. Может быть, альпиниста.
– Я пришел с горы… я уйду в горы… – эхом повторила Ясуко, поискала в темноте руку Ибуки и наткнулась на его колено. Он тут же сжал ее ладошку обеими руками, однако был настолько поглощен действом, что даже не подумал о том, насколько необычен этот спонтанный жест Ясуко.
Меж тем студент, свободно владевший французским, вел разговор с медиумом и переводил ответы духа предполагаемого альпиниста, который когда-то упал в ледяное ущелье на Маттерхорне[3] и погиб.
– Вам известно, где вы?
– Нет. Здесь полумрак, место сухое и пыльное.
– Когда вы умерли?
– В тысяча девятьсот двенадцатом.
– Вам известно, сколько времени прошло с тех пор?
– Нет. Я брожу среди снега и льдов, в темноте, и ветер воет… Пять тысяч метров над уровнем моря, если не больше.
– У вас есть жена и дети?
– Жена, да. Про детей не помню.
– Детей нет?
– Думаю, нет.
– Только что мы слышали стук, и блокноты падали на пол, и мегафон в воздух взлетал. Вы двигали все эти предметы?
– Я их не двигал. Они лежали у меня на пути и сами подвинулись.
– Как вас зовут?
– Жан Матуа.
– Сколько вам было лет, когда вы погибли?
– Прекратите мне надоедать! Я забыл… – слетели с губ медиума последние слова.
– Дух покинул нас. Он обиделся, – сказал спирит, включая свет.
Женщина за ширмой была все так же крепко привязана к стулу – обмякла, запрокинув голову к потолку с измученным видом, словно сквозь пытку прошла. Глаза крепко зажмурены, рот судорожно хватает воздух, как у рыбы на берегу, руки-ноги трясутся, точно по ним электричество пустили. По комнате как будто торнадо пронесся: стулья перевернуты, угловой стеллаж завалился на бок, среди бесчисленных белых листочков на полу валяются блокноты, карандаши, мегафон…
– Бумага оказалась там не просто так, – заявил Микамэ, припоминая тот день. – Наверняка у спирита был еще какой-нибудь трюк в запасе. Сначала-то я ему поверил, но примерно через неделю один приятель повел меня в ночной клуб, там как раз выступал очень одаренный фокусник. Этот ловкач брал зажженную сигарету и совал, скажем, себе в ухо, а потом доставал, к примеру, из ноздри – понятия не имею, как он это проделывал. И тогда я задумался. На подобных выступлениях зрители всегда знают, что их дурачат, не важно, насколько убедительно все это выглядит, правильно? Но на сеансе меня с самого начала терзали сомнения. На самом деле мне даже не хочется, чтобы это оказалось правдой. Талантливый фокусник и не такое способен устроить. Дело техники.
– Даже французский язык? – спросил Ибуки. Его не столько сеанс потряс, как то, что после представления он обнаружил руку Ясуко в своей. И еще он прекрасно помнил неприятный момент, когда Микамэ тоже заметил это и уперся взглядом в их скрещенные пальцы. Сегодня Ибуки специально заговорил о сеансе, главным образом для того, чтобы удостовериться, не померещилось ли ему, – вдруг Микамэ был слишком поглощен действом и не заметил, что происходит у него под носом. – Тот студент сказал мне потом, что женщина-медиум говорила на правильном французском с сильным южным акцентом. Его отец – дипломат, он и сам во Франции вырос, ему ли не знать. Не могла ведь эта женщина сама по-французски говорить. Очень сомнительно.
– Может, бессознательно. В одном я не сомневаюсь – она способна принимать из мира голоса реальных людей, как радио принимает волны. Мне это кажется более вероятным, чем пришествие духа умершего, который якобы беседовал с нами через нее.
– Хочешь сказать, это была душа живого человека? «Живой» призрак?
– Называй как хочешь. Но меня не духи интересуют, а те слова, которые она произносила, – реальные слова, сказанные реальным человеком. И еще голос, то, как она может менять тональность и воспроизводить невероятные звуки. Все эти разговоры о душах мертвецов и голосах из другого мира только напустили туману, но, если задуматься, это мог оказаться торговец мехами с Альп – сидел себе где-нибудь в баре на юге Франции, беседу вел. Я записал ее потом, и, если поглядеть на его речь безотносительно к сеансу, она вполне может оказаться частью разговора о погибшем друге.
– «Я пришел с гор, я уйду в горы», – процитировал Ибуки. – Так вроде бы говорилось?
(Именно в этот момент рука Ясуко коснулась его колена.)
– Да, так. Я и сам мог бы нечто подобное выдать, если бы набрался как следует. Кто знает! Может, медиуму легче всего голоса пьяниц улавливать. В любом случае, ничего такого в том нет. И не с чего так перевозбуждаться. Как, например, Саэки, который окончательно на потусторонних мирах свихнулся. Даже теперь, когда собаки уже вокруг нашего собственного мира летают, мы все никак не можем до конца постичь буддийскую идею о безграничности космоса.
– Может, ты и прав. Но Ясуко говорила, что, когда она услышала первые слова медиума «Я пришел с горы», ее словно током ударило.
– Наверное, она решила, что это Акио, только говорит по-французски. Кстати о Ясуко… Когда свет зажегся, ты держал ее руку в своей, так ведь? – Микамэ скомкал окончание фразы, стараясь не смотреть на друга.
Это внезапное проявление эмоций нисколько не удивило Ибуки, который прекрасно понимал, что Микамэ, как и он сам, влюблен в Ясуко. Нечто подобное и следовало ожидать.
– Я глазам не мог поверить. «Черт побери», вот и все, что мне тогда на ум пришло.
– Да, странная история. Как только она услышала про горы, тут же заволновалась, а потом – только не спрашивай почему – протянула руку и ухватила меня за колено. А после этого протиснула свою ладонь
