– Вы местная? – спросил.
– Да, из Мюйдена. И когда все началось, была прямо здесь, за этой стойкой.
Она похлопала крепкой веснушчатой ладонью по столешнице.
– Мне показалось, что город уцелел, – осторожно сказал я, пригубив из бокала.
– Это вам показалось, – невесело усмехнулась она. – Здесь люди со всей страны теперь живут. Когда началось, здесь такое творилось, что страшно вспомнить. Гостиница, кстати, не была моей, я работала в баре.
– Владелец погиб?
– Погиб, – ответила она. – Очень много людей погибло. Нам просто повезло, что с базы Харкампс войска пошли в эту сторону. Говорят, их сюда загнали для того, чтобы можно было спасти Амстердам, но спасать оказалось некого. А наш городок они отбили, причем до того, как большая часть военных разошлась.
– А как вы выжили?
– Заперлась здесь, в номере на третьем этаже. – Усмехнувшись, добавила: – В том самом, где вы сейчас остановились. Еще несколько человек прибилось. Завалили вход и витрины, в баре был запас еды – так и продержались. А теперь да, теперь здесь хорошо.
– Вы без оружия? – немного удивился я.
– Почему же? – в свою очередь поразилась она вопросу. – Там, под стойкой. Но здесь ничего не случается, городок наш как крепость. Наверное, самое лучшее место в этой стране, которое осталось для жизни. Если закрыть глаза и не вспоминать о том, что погибло три четверти местных, то действительно кажется, что все как и раньше.
– А оружие откуда?
– От военных, наверное, – пожала она плечами. – Даже не знаю. У многих его все равно нет.
Вот уж в чем не сомневался. Откуда ему в «товарных количествах» тут браться? Это же не вооруженная до зубов Америка и не Россия, на всякий случай готовая к десятку мировых войн одновременно, где еще с Великой Отечественной винтовки на хранении лежат. Здесь не так. Хотя… на тех, кто остался, должно было хватить. Кстати, интересно, а откуда снабдились албанцы? Тоже вопрос.
– А военная власть в городке есть? – спросил я.
– В замке. Знаете такой?
– Видел. Из окна.
– Вот в нем, – кивнула она. – Там вроде как самое главное командование всех окрестностей. Даже те, кто сидит в порту Амстердама, им подчиняются.
– Понял, спасибо.
А вот это уже действительно интересно. И еще интересно знать – готово ли региональное командование взять на себя ответственность за происходящее в Кааге? Лучше бы взяло. Мне лучше.
– А что в Амстердаме?
– Порт и какие-то места, к которым можно подойти с воды, заняты людьми. Но там хуже жить, поэтому гражданских селят здесь, в Мюйдене, и в Маркене… знаете Маркен?
– Нет, – честно ответил я.
– Это остров, недалеко. – Она показала рукой за окно, словно остров находился на другой стороне улицы. – Соединен с материком дамбой, на острове городок, туда никак не проберешься. И здесь рядом Мюйдерберг, его тоже начали чистить от мертвецов – будут и там селиться.
Я поблагодарил за беседу, допил пиво и вышел. Хотел было поинтересоваться у нее, где можно добыть большую лодку, но передумал: сомневаюсь, что она компетентный совет даст. Это надо где-нибудь в гавани спрашивать, у тех, кто к предмету разговора поближе. И кстати, забыл спросить, где тут у них вся торговля.
9 июня, суббота, вечер. Мюйден, окрестности Амстердама
Рынок нашелся быстро – по указателям. Да и без указателей бы нашелся – все улицы этой «материковой» окраины городка вели к нему. По пути нашел парикмахерскую, остригся почти под ноль, оставив лишь короткий-короткий ежик сверху. Так себе понравился в зеркале, что переплатил парикмахеру безбожно. И вышел на улицу, наслаждаясь свежим воздухом, овевающим неожиданно открывшийся всем ветрам череп.
Базар раскинулся на просторной площади вокруг Gemeentehius, общинного дома, городского зала собраний. Обычный рынок, напоминающий толкучку в любом городе мира: навесы, прилавки, скучающие продавцы, приценивающиеся к товару покупатели, в общем, все как всегда. Разве что обилие оружия у людей не давало поверить в то, что вернулись старые добрые времена и я сейчас спокойно гуляю по блошиному рынку. А жаль.
Торговали всем – едой, спиртным, одеждой, инструментами, посудой, чем-то из домашнего обихода. Источником товара явно было мародерство в мертвых городах. Ну и правильно, чего в этом теперь плохого? Пусть уж лучше брошенные вещи послужат людям, чем будут просто портиться от времени и непогоды. Так лучше.
Искал я оружейников и нашел не сразу – обосновались несколько лавок не под навесами, а в прилегающих к рынку двухэтажных домах, на первых этажах. Богатством выбора их магазинчики не поразили, разве что наличием никому не нужных раритетов вроде дорогущих ружей «Холланд энд Холланд», да и цены были заметно выше, чем в Антверпене.
Договорился на обмен с невысоким румяным толстячком в тесноватом для него камуфляже, угрожающе натянувшемся на животе и жирных боках, нанял фургончик. Через час стал обладателем изрядного количества патронов, звеньев для пулеметной ленты, машинки для набивки, больше напоминающей коробку для карандашей с рычагом, и всякой чистяще-смазочной химии: тоже ведь запас не бесконечный. От обменного курса был не в восторге, но все лучше, чем с собой целый арсенал автоматов тащить, которые еще в России никому не понадобятся.
Когда закидывал герметичные упаковки патронов в кузов фургончика, собираясь отвезти все обратно на стоянку и сгрузить в кузов «дефендера», услышал чей-то голос, сказавший по-русски:
– Фига мужик прибарахлился.
Фраза явно относилась ко мне, но я счел за благо на нее пока не реагировать – лишь глянул искоса на говорившего.
Почти рядом со мной стояла компания из пяти человек – три парня и две женщины, скорее даже девицы. Все молодые, лет по двадцать с небольшим, одетые обычно – куртки, джинсы, никакой «военщины». Два парня вооружены: у одного браунинговское самозарядное ружье с длинным стволом за плечом, у второго короткая двустволка, со стволами чуть больше полуметра. У девушек и третьего мужика оружия не заметил.
Парень с двустволкой, искоса глядя на укладываемое в кузов маленького «фиатика» «Добло» богатство, кивнул, сказав:
– Ну да, неплохо бы.
Продолжая делать вид, что не обращаю на них внимания, все же присмотрелся исподтишка. Выглядят на сто процентов гражданскими, чуть обтесавшимися в Европе, и одновременно с этим очень провинциальными. Почему-то именно так выглядят люди, приехавшие за любой работой – хоть на стройке, хоть в каком-нибудь туристическом агентстве на подхвате. Черт его знает, что между ними общего, но выделяются они из толпы с первого взгляда, даже не нужно слышать, как они разговаривают.
Девицы были тоже одеты спортивно-нейтрально, но до конца это их не исправило. Прически, обесцвеченные волосы, мейкап – все наводило на мысли об амстердамском квартале красных фонарей или чем-то похожем. В общем, не та компания, с которой бы хотелось провести здесь вечерок, даром что соотечественники. Однако стоит и пообщаться – может быть, удастся узнать что-то полезное. Может, здесь и русский анклав есть. Есть же албанский – почему не быть русскому?
– Понятно, что неплохо, – сказал я по-русски, захлопывая заднюю дверку фургона и поворачиваясь к ним. – Мне тоже нравится.
Парни чуть смутились, но не сильно. Тот, что с «браунингом», стриженный под полубокс и с длинным носом, спросил:
– Здесь живете?
– Проездом, – покачал я головой. – А вы?
