отказывался верить в прочность помоста. Он долго лазил по только что сбитым бревнам, старательно пробовал разбить скрепления, испытывая прочность, и оказался под конец в совершенно разодранной куртке и брюках. Но Шелагин сиял. Теперь он уже не сомневался: помост выдержит тяжесть самолета.
На самолет возлагались все надежды. Он полетит к лагерю Вильери, оправдает поход корабля, осмыслит дни нашей жизни в Арктике.
На спуск самолета по деревянному помосту потребовалось десять минут. Его окружили сто человек красинской экспедиции. Боцман Кудзделько главенствовал над всеми, выкрикивал, подталкивал самолет плечом, то одним, то другим. Остальные следовали за боцманом и раскачивали огромную птицу, силясь сдвинуть с насиженного на спардеке места. Покатый помост был покрыт толстым слоем машинного масла, а самолет заранее поставлен на лыжи. Едва только его раскачали и сдвинули с места, он медленно и плавно съехал по скользкому помосту на приготовленный для него ледяной аэродром. Затем сообща мы перенесли с палубы ледокола его громадные плоскости, и на льду началась сборка машины.
Льдина была большая, в диаметре минимум километр. Окружали ее торосы, которые казались издали вышками елок, покрытыми снегом. Снег у края помоста, спускавшегося покато с палубы ледокола, покрылся следами топтавших его людей, пожелтел, кое-где разжижался. Бывало и так, что ноги неожиданно проваливались в голубую мерзлую лужу, которую человек замечал не сразу. Тут же на снегу грудами валялись бревна, оставшиеся от постройки. По помосту скатывали бочки с бензином и маслом.
Молодой парень Исаичев появился на льдине с ведром керосина и большими кусками ветоши в руках. Он окликнул Южина, Суханова и меня, передал просьбу Чухновского подойти к нему.
Чухновского мы разыскали у самолета.
Он просил вычистить керосином края плоскостей. Исаичев передал нам ведро с керосином и пачки ветоши. Бортмеханик показал, где и как нужно чистить, и мы принялись за работу. Вокруг нас на льду трудился чуть ли не весь экипаж корабля.
Одни тащили плоскости самолета, другие катили бочки, третьи несли огромные бревна, четвертые — их было больше всего — приводили аэродром в порядок. Они выравнивали бугры. Если можно было, сносили их. Если нельзя — поливали бугры раствором анилиновой краски, чтобы сверху они оставались заметны для глаза летчика, не сливались с общей белизной пустыни.
У края поля высился черный «Красин», сдавленный льдами.
Работая, каждый из нас посматривал на две желтые с красными звездами трубы ледокола.
Плоскость, которую мы обтирали керосином, лежала в стороне от остальных групп работающих людей. Мы старательно мыли ее, не разговаривая между собой и спеша выполнить задание Чухновского.
Издали мы видели, как летчики пробуют винты самолета, к которому еще не были прикреплены плоскости. Он стоял, как птица, у которой срезали крылья. Винты слушались плохо.
— Контакт! — кричал Федотов, наседая на непослушный винт и силясь привести его в движение.
— Есть контакт! — доносился из самолета голос Шелагина.
И винт начинал резать воздух. Он распугивал тишину льдов, обращал в панику зеленоклювых глупышей. Птицы в ужасе неслись прочь, а в ветре, вызванном пропеллером, летели вместе с зеленоклювыми глупышами бумажки, лежавшие на снегу: их было притащил кто-то вместо ветоши, о которой просил Чухновский.
Но вот и опробование винта окончено. В последний момент вспомнили об опознавательных красных звездах на самолете.
Южину и мне поручили нарисовать на плоскостях «ЮГ-1» красные звезды. Дурно ли, хорошо ли мы нарисовали их, но все-таки это были первые красные звезды над льдами Арктики за восьмидесятой параллелью северной широты.
Чухновский
На приготовления к пробному полету ушел весь день — памятная суббота 7 июля. К вечеру самолет был готов, собран, на каждой из его плоскостей уже алела только что изображенная нами пятиконечная звезда. Ледяное поле было «приведено в божеский вид», как говорил боцман Кудзделько, и люди заслужили отдых.
На утро был назначен пробный полет. До утра летчикам предлагалось получше выспаться — кто знает, что ждет их. Пробный полет на еще не испытанном самолете может сыграть решающую роль в экспедиции.
Чухновцы ушли к себе.
В бане и в туалетной комнате образовалась очередь к умывальникам. Впрочем, вода в них была так же солона, как и в океане. И так же не мылилась.
Еще бережнее, чем прежде, экономили пресную воду, и, кажется, уже никто не помнил времени, когда ему удавалось помыться по-человечески.
Наступил час передышки перед началом полетов. Этот час надо использовать для выпуска нового бюллетеня. Шведская пресса продолжала обсуждать сенсационное спасение Лундборга. Но нам было не до сенсаций. На дрейфующей льдине за островом Броком оставалось пять человек во главе с Вильери. Все их надежды — только на нашего «Красина». Три человека группы Мальмгрена исчезли где-то в ледяной пустыне. О них по-прежнему никаких известий. «Красин» должен искать их. Легко сказать — искать трех человек в бескрайней арктической пустыне! А ведь все еще не выяснена судьба шестерых, унесенных дирижаблем. Нобиле в своем рапорте сообщил, что дирижабль сгорел и что ни один человек этой группы не спасся. Вместе с тем он просил нас по радио попытаться установить судьбу этой группы Алессандрини. Важным было также сообщение, что шведскому летчику Торнбергу удалось сбросить с гидросамолета группе Вильери продовольствие и другие предметы. Если не считать поступка Лундборга, шведские летчики действовали отлично.
Людям на льдине уже не угрожала голодная смерть, но их подстерегали другие опасности. В Арктике наступало лето, льды приходили в движение. Ледяное поле, на котором они находились, подтаивало, раскалывалось.
Передвижка льдов в океане в любой час могла в буквальном смысле «выбить почву» из-под ног группы Вильери.
Часть сообщений касалась безуспешных поисков Руала Амундсена. Французский крейсер «Страссбург» обследовал кромку льда между Шпицбергеном и Гренландией в надежде отыскать если не самого Амундсена, то хотя бы части его самолета. В то же время передавалось очень сомнительное сообщение, что рыболовные суда видели возле Медвежьего острова самолет «Латам». Сообщение это не подтвердилось. Да и вообще в связи с поисками Амундсена стали появляться не только вымышленные сообщения, но и разыгрываться чьи-то гнусные шутки. У берегов Голландии рыбаки нашли запечатанную бутылку с запиской следующего содержания:
«Латам» — 1-7-28 — 84°23? — Руал Амундсен».
Первые три цифры легко расшифровывались как даты: первого числа седьмого месяца тысяча девятьсот двадцать восьмого года.
Записка тотчас была переслана жене Амундсена, но госпожа Амундсен категорически отрицала, что записка написана почерком ее мужа.
Какой-то негодяй, по-видимому, решил подшутить над чувствами миллионов людей, которых волновала судьба великого норвежца!
Обсуждением всех этих радионовостей мы заполняли наступившую недолгую паузу в работе красинской экспедиции.
Чухновский с вечера полюбопытствовал у Березкина о метеорологических перспективах. Он последним из авиагруппы отправился спать. Березкин не обнадеживал. Сводка не предвещала доброго для самолета. К сожалению, и на этот раз метеоролог был прав.
Наутро, едва отдохнув, люди поднимались со своих коек и неизменно задавали вопрос:
— Есть ли туман?
