его в реальном виде, понял, что не зря. Это первый мой девайс на основе электронных чернил, и он идеален: экран отличного качества, впечатляющее число поддерживаемых форматов, потрясающий дизайн, наличие гиродатчика, автоматически переворачивающего текст и меняющего назначение кнопок при перекладывании устройства из руки в руку. Всего и не перечислить. Отдельного упоминания стоят чрезвычайно качественное и потрясающе стабильное ПО на базе Linux, и возможность написания собственных приложений. А срок жизни от одной зарядки в один-полтора месяца просто приводит меня в восторг. Единственный минус - отсутствие подсветки, но это можно пережить.
Еще моя книга умеет демонстрировать фотографии, читатьRSS (синхронизировавшись с "большим братом"), содержит в себе очень неплохой англо-русский словарь, бухгалтерский и инженерный калькуляторы, часы, вечный календарь, схемы метро тех городов, куда я часто езжу и многое другое. MP3- плеера в моей модели нет, но в книге мне он абсолютно не нужен, для этого у меня есть коммуникатор. Тачскрин тоже отсутствует, но благодаря продуманному и очень удобному управлению я не чувствую в нем необходимости.
Теперь моя "читалка" для меня - почти все. С нее я читаю художественные книги (как и раньше, где угодно и когда угодно). С нее читаю документацию, просматриваю презентации и готовлюсь к тренингам и сертификационным тестам. В нее я подсматриваю, когда провожу лекции или другие выступления без слайдов. Именно в нее (на всякий случай) я загружаю карту (несмотря на наличие GPS в коммуникаторе), контактные данные встречающих лиц, электронные авиабилеты, переписку и всю документацию по проекту, когда куда-нибудь еду. Ее я достаю, чтобы похвастаться фотографией жены или дочери. Список применений моей книги я могу продолжать до бесконечности.
Именно поэтому она всегда со мной. В последнее время, глядя как на мою прелесть посматривают жена и дочь, я начал задумываться о покупке еще одного, а может и двух подобных девайсов. А также о том, чем заполнить опустевшие книжные полки - почти всю бумажную библиотеку я подарил своему колледжу. Зачем она мне, если все нужные мне в данный момент книги всегда со мной, в моей сумке, а остальная библиотека хранится на внешнем винчестере емкостью 2 Тб?
Василий Щепетнёв: Лошадь и большая пайка
Автор: Василий Щепетнев
Впервые прочитав повесть Льва Толстого «Хозяин и работник», я почувствовал некоторую обиду и смущение. Обидел меня навоз, среди которого живут обитатели повести. У Толстого и во дворе навоз, и сани едут по навозу, и дух какой-то такой.... А смущало то, что век, прошедший со времен описываемых Толстым событий, не принес заметного прогресса: навоза и теперь вокруг предостаточно.
То есть собственно навоза мало, лошадей и коров в Воронеже наперечет, но субстанций, близких к нему по духу, а то и превосходящих — изрядно.
Зачем? Почему? Ну, действительно: из какого окна не посмотри — хоть школьного, хоть институтского, хоть больнично-поликлинического — везде неуют, помойки, мусор всякий. И если дворник сметет все в кучу, так ветер ее развеет прежде, чем она распадется на атомы. Впрочем, дворник — явление и прежде редкое, сегодня же почти небывалое в наших краях. Не хотят люди работать за такие деньги, а согласных инопланетян поблизости нет.
Когда же наступит светлое и чистое время для нашей черной земли?
Ответа я найти не мог, стал грустить, худеть и в результате впал в мизантропию вообще и, даже, не побоюсь этого слова, русофобию в частности. И как не впасть? Едешь по России, всюду гоголевская чушь и дичь, и автомобиль, что блестел после мойки, через сто километров становится пыльным, и сам к концу дня чувствуешь, что изгваздался изрядно, а, главное, встречные люди хмуры, неприветливы, вид такой, что вот-вот убивать начнут. Украина — уже иное. И почище, и посветлее, и народ помягче. Запад Украины — еще чище. А дальше — Польша, а еще дальше — Германия. Да уж... Почему здесь не Россия? И почему Россия не здесь? Ладно, чужой земли не нужно нам не пяди, но почему у нас в Великой Гвазде нет чистоты и порядка? Грубы мы? Неряшливы? Плохо воспитаны? Пьем много? То так, панове, то так, но почему? почему?
И только потом до меня дошло: вся неустроенность вокруг не потому, что мы работаем мало, напротив: причина в том, что мы работаем много. Слишком много. Непосильно много.
Крепостное право неразрывно связано с историей романовской России. Что приходилось делать крестьянину? Работать сначала барщину, потом опять барщину, затем снова барщину, и уж в последнюю очередь — свои полоски. Манифестом императора Павла барщина ограничивалась тремя днями в неделю, но манифесты теряют эффективность по мере удаленности от царя. Работали и по четыре, и по пять дней. Даром. Если крестьянин не мог не выйти на барщину, он, по крайней мере, старался сэкономить силы. Работал споро и ударно лишь в присутствии помещика или его полномочного представителя. А стоило барину уйти на другое поле, паче отъехать на охоту, как скорость и эффективность труда падала до минимально приемлемого уровня. Но если пять дней работать кое-как, то это входит в привычку, и уже на своих полосках крестьянин тоже работал с прохладцей, хотя, конечно, и лучше, нежели на барина. А уж благоустраивать свой двор и общую деревню сил оставалось совсем мало. Отсюда и сор, и навоз, и неуют. За века — въелось.
Колхоз если и отличался от барщины, то лишь в сторону большей занятости на пустых работах. Труд от зари до зари летом был нормой. Весной и осенью прихватывали сумерки, порой и ночь. Уже не три, не четыре, а все семь дней в неделю крестьянин работал на колхоз, опять же стараясь сэкономить силы, если уж нельзя заработать блага. Урожаи, надои и привесы потрясают своим убожеством: передовики, орденоносцы надаивали по три с половиной тысячи килограммов молока с одной коровы в год, стопудовым урожаем хвастались.
Много ль сил останется на благоустройство, если трудиться от зари до зари? А труд колхозных доярок... Нет, это словами передать невозможно, нужно самому видеть (не скажу — самому стать дояром, не каждому по силам. Мне уж точно не по силам). И если все-таки убирали, подметали, чинили и разводили цветы для красоты (для сталинских колхозов, впрочем, редкость) — то ценой уже не времени, а здоровья. Известно, что деревенская женщина в тридцать выглядит на сорок, в сорок на шестьдесят, а в шестьдесят никак не выглядит. Да и продолжительность жизни мужчины в шестьдесят лет, и хорошо, если в шестьдесят, — это следствие не только водки, точнее, не сколько водки. Это следствие тяжелого, опасного, ядовитого труда. Кстати, заявленное увеличение продолжительности жизни в России на три года за истекшее пятилетие вызывает у меня скепсис. Возможно ли такое в принципе? Разве что изменением методы подсчета...
Язык фиксирует отношение к принудительному труду: «От работы не будешь богат, а будешь горбат», «Работа не волк, в лес не убежит», и, наконец, коротенькое «От работы кони дохнут».
Кони, положим, не дохнут. А вот люди... Губит не маленькая пайка, а большая, подметили обитатели лагерей. Если трудишься ударно, не волынишь, выполняешь и перевыполняешь норму на строительстве какого-нибудь канала или железной дороги, то тебя поощряют премиальным блюдом («премблюдом»). Но фокус в том, что премиальное блюдо содержит триста калорий, а чтобы перевыполнить план, следует потратить дополнительно шестьсот калорий. В итоге — дефицит. Потому передовик строительства Беломоро-Балтийского канала умирал первым.
Все это, понятно, в прошлом. Сейчас жить стало много веселее. Помню бодрого, веселого, хорошо одетого коллегу.
— Пять лет отпахал хирургом в районной больнице. Ставка, полставки, еще дежурства — часов семьдесят в неделю выходило. Дома только спал. Ни дочки, ни жены толком не вижу. Прикинул — никогда мне не купить квартиру, не открыть свою клинику. Был никем, и остаюсь никем. А жизнь проходит... Плюнул и ушел в медпредставители. Заработок вдвое больше, устаю втрое меньше, ни крови, ни гноищ, ни смертей, — говорил он, убеждая себя, что поступил верно.
Конечно, верно. Теперь у жены есть реальный муж, а у дочки отец.
А что в районе нет хирурга — это проблемы района.
