имеющие точно такой же внешний вид. Такие атаки оказываются намного проще в осуществлении именно из-за простоты и дешевизны минималистичного дизайна машин EVM. Хуже того, технически эта атака проста настолько, что даже не требует соучастия никого из сотрудников избирательного участка.
В своей второй демонстрации исследователи показывают, как злоумышленники могли бы использовать портативные аппаратные устройства для того, чтобы извлекать и изменять зарегистрированные голоса избирателей, хранящиеся в чипе памяти машины. Иначе говоря, это не только позволяет злоумышленникам изменять исход выборов, но и компрометирует тайну голосования. Технически данная атака является прямым следствием того, что аппараты EVM для внутренней защиты накапливаемых данных голосования не используют даже самой элементарной криптографии. Показано, что подобная атака может быть осуществлена сотрудником местной избирательной комиссии таким образом, что её не удастся выявить ни избирательным властям национального уровня, ни сотрудникам фирмы-изготовителя EVM.
В своей работе исследователи особо подчеркивают, что хотя изготовители EVM и представители избиркомов всячески стараются удержать конструкцию машины в секрете, такого рода усилия способны составить лишь минимальную помеху потенциальным злоумышленникам. К настоящему времени на территории страны используется около 1,4 миллиона аппаратов EVM, а преступникам требуется доступ всего лишь к одной из таких машин, чтобы разработать атаки, которые будут применимы и ко всем остальным аппаратам.
Поскольку самим исследователям пришлось добывать машину для анализа не прямым официальным путем, а с помощью "обходного маневра", они абсолютно уверены, что целеустремленным преступникам понадобится даже меньше усилий для получения подобного доступа.
В заключение работы авторы отмечают, что помимо уже сделанного, просматривается и множество других возможностей для манипуляций индийскими EVM — как с участием нечестных сотрудников избирательных участков, так и без них. В зависимости от конкретных условий на местах и предпринимаемых мер физической безопасности для машин, масштаб и особенности манипуляций с избирательной техникой могут меняться, однако совершенно очевидно одно — ни простота этих машин, ни тайна их конструктивного устройства не способны обеспечить им безопасность.
В итоге же делается вывод, что используемая в Индии аппаратура безбумажного голосования EVM не является, как это декларируют власти, защищенной от злоупотреблений и уязвима для целого ряда серьёзных атак. По причине их небезопасности, напоминают авторы, использование аналогичных устройств голосования DRE к настоящему времени прекращено в американских штатах Калифорния и Флорида, в государствах Ирландия, Нидерланды и Германия.
В свете этих обстоятельств, считают исследователи, индийским избирательным властям следовало бы немедленно пересмотреть применяемые ныне процедуры безопасности и проинспектировать все уже задействованные в выборах EVM на предмет подделок компонентов и злоупотреблений. В дальнейшем же, заключают авторы, ради движения вперед, Индии следовало бы рассмотреть вопрос о принятии системы голосования, которая способна обеспечивать более высокий уровень безопасности и прозрачности — такой, в частности, которая задействует для контроля бумажные бюллетени.
Кроме того, непременно следует подчеркнуть отнюдь не национальный, а международный уровень рассматриваемой проблемы. В статье отмечается, что изготовители индийских EVM уже экспортируют их в целый ряд других стран, включая Непал, Бутан и Бангладеш. Другие государства, вроде Маврикия, Малайзии, Сингапура, Намибии, Шри-Ланки и Южной Африки сейчас рассматривают вопрос о принятии систем голосования, аналогичных индийской.
Применительно же к России и прочим республикам бывшего СССР картина выглядит лишь немного иначе — здесь избирательные комиссии последние годы всё больше ориентировались на DRE-машины американского (или европейского) производства.
Однако при всех различиях в сценариях внедрения DRE итог оказывается по сути один и тот же. Как только до анализа подобных машин удается добраться независимым исследователям, тут же демонстрируется, что подобной техникой легко злоупотреблять — причём практически не оставляя за собой следов.
На сегодняшний день нет ни одной проанализированной DRE-машины, которая могла бы противостоять подделке результатов выборов. Однако при этом остается множество стран, где эту принципиально скомпрометированную технологию по-прежнему пытаются внедрять. Иначе говоря, приверженность к технологиям DRE ныне можно считать своего рода "индикатором неискренности" (скажем так) властей той или иной конкретно взятой страны.
Со всеми подробностями об исследовании индийской машины голосования можно познакомиться на посвященном этой работе сайте IndiaEVM.org.
Василий Щепетнёв: Воздушные корни
Автор: Василий Щепетнев
Что русский человек в отрыве от корней сохнет и хиреет, считается истиной, доказательств не требующих. Если же кто-то вдруг усомнится и не потребует, а попросит только привести пример, ему тут же дадут отпор, указав на писателей-эмигрантов послереволюционной волны. Жили на родине – и роман за романом выпекали, а стоило оказаться на чужой почве, так сразу кто в таксисты, кто в швейцары, а кто и просто в петлю. Если же кто-нибудь и писал по старой памяти, так выходило скучно, неинтересно, оторвано от насущный потребностей общества. Долгое время предлагалось верить на слово, поскольку эмигрантская литература в Советском Союзе издавалась скупо, но и тогда сомнения не покидали меня. А как же Гоголь, спрашивал я учительницу русского языка и литературы. Или Тургенев? Или вот Тютчев? Все они жили- поживали за границей, и ничуть не сохли, напротив. Гоголь 'Мертвые души' написал, Тургенев – не перечислить. А Достоевский, вспоминалось запоздало. А уж Горький-то, Горький!
– Они не были эмигрантами, а выезжали временно, оставаясь подданными России, – объясняла учительница.
– Так значит, дело в гражданстве? В паспорте? Именно паспорт порождает вдохновение, слёзы и любовь? Заплати налоги и пиши гениально? Про налоги, впрочем, анахронизм, в школе я на всякие налоги внимания не обращал, двадцать четыре копейки в год на комсомол, пятачок на ДОСААФ, гривенник Друга Природы, пятиалтынный на охрану памятников и время от времени классная руководительница заставляла покупать всякие лотерейные билеты, вот и вся дань на школьника. Вернусь к теме: учительница литературы была не лыком шита и тут же прочитала стихотворение о талантливом артисте-эмигранте, который, кочуя по Лондонам, Берлинам и прочим Парижам, повсюду возил с собою прочный дубовый сундук с кованной укрепой. Окружающие думали, что он туда золото складывал, гонорары от выступлений, но после смерти артиста выяснилось: в сундуке была земля. Наша русская земля!
– Ты понял смысл стихотворения, догадался, что оно означает? – победно спросила учительница.
– Ну... Наверное, артист был вампиром, как граф Дракула. Тот тоже с собой землицу возил! – брякнул я и пошел сначала к директору, а потом за родителями, постигая на практике библейское изречение о соотношении знания и печали.
Позднее я не раз встречал вариации на тему Горсти Родной Земли: земля была то в медальоне, то в табакерке, то в полотняном мешочке, брали её с могил родителей, детей, родного пепелища, перекрестка дорог разные люди – оперный артист (понимай – Шаляпин), артист драматический (верно, Михаил Чехов), балерина (Павлова?), писатель (Бунин?). Не ведаю, сколько здесь от старинных мифов и преданий, сколько от действительности, да это и не важно. Узнав побольше о жизни писателей-эмигрантов послереволюционной волны, я отчасти был вынужден согласиться с учительницей. Действительно, литература в изгнании – что сосны в горшочке. Бонсаи. Может, и красиво, но на корабельную мачту не годятся. Дело не сколько в качестве, сколько в количестве. Если в Советском Союзе число писателей было пятизначным, то за границей... А литература, как, вероятно, вся человеческая деятельность, повинуется Закону Пяти Процентов: из ста писателей разных – пять хороших, из ста хороших – пять выдающихся, из ста выдающихся – пять останутся в памяти одного-двух поколений. А если их, писателей, всего десятка полтора? Тут уж как повезет.
Правда, покинули Россию никак не полтора десятка литераторов. Много больше. Но писателю нужна не
