плат более широко применяемой аппаратуры момент этот наступил ещё раньше.
То есть прогресс в самой быстро развивающейся области - цифровой электронике - целиком оказался в руках, нет, уже в 'мозгах' машин. В принципе, в том, что, не располагая доступом к САПР последней модификации, невозможно создать полупроводниковый кристалл, нет ничего страшного. (Ну, как и в том, что барышне не светит карьера этуальки без силикона и металлкерамики...) Все равно, для производства чипа нужен кремниевый фаб ценой до десятка миллиардов долларов. У того, кто 'в бизнесе' под рукой будет и то, и другое; стороннего в бизнес, скорее всего, не пустят. Так что, проблема, на самом деле, социальная, а не технологическая. Но все же – можем ли мы говорить, что на наших глазах запустился процесс автоэволюции машин?
Есть на белом свете изобильный хоббитами и овцами край – Новая Зеландия, на Южном острове которой стоит город Крайстчерч. И вот там, в газете The Press, некий Целлариус написал редактору письмо под названием 'Дарвин среди машин'. В письме этом выражалась озабоченность растущей зависимостью людей от их механических творений; указывалось на возможность неконтролируемой эволюции их, – вполне в духе естественного отбора Дарвина; предсказывалось появление машинного сознания и призывалось к немедленному и беспощадному истреблению механизмов. Обычная фобия AL и AI? В ряду страхов перед ГМП, МЗЧ и ZOG? Но вот появилось это письмо в номере газеты от 13 июня 1863 года, да-да, тысяча восемьсот...
Под псевдонимом Cellarius скрывался Сэмюэль Батлер (1835-1902), весьма оригинальный английский писатель и мыслитель. Был он внуком епископа и сыном священника. Окончив Кембридж, желал поступить во флот, но под родительским натиском принял духовный сан. Впрочем, в клерикальной среде выдержал Сэмюэль недолго; как лекарством от веры увлекся дарвинизмом и убыл в Новую Зеландию. Хоббиты там ещё не водились, и Батлер занялся овцеводством. Впрочем, как мы видим, не забывая и об интеллектуальных изысках.
Говорить об эволюции машин в эпоху, когда чудом техники был пароход Great Eastern, а из точной механики (того, что позже разовьётся в компьютерную мегаотрасль) налицо были лишь часы – ну, это было очень смело! Да и полное пренебрежение социально-экономическими механизмами делало идеи Батлера очень уязвимыми. Что, впрочем, компенсировалось новизной поднятых тем и беспощадным остроумием. Батлер был признанным иконоборцем викторианской эры – читатели обнаружат его высказывания в самых различных собраниях афоризмов. Ну а посмертно вышедший автобиографический роман 'The Way of All Flesh' (ныне доступен в паре переводов) был отнесен к числу 'адских машин' большой литературы.
Существенно переработанная 'Darwin among the Machines' составила позже основу 'Книги машин', двадцать третьей главы утопии 'Erewhon', (анаграммы от английского 'нигде'), опубликованной анонимно в 1872 году язвительной пародии и не только на викторианство, но и на человечество вообще. Не зря же Батлера называют вторым английским сатириком после Свифта. И герой 'Erewhon' попадает в неведомую страну вполне в духе Гулливера, и спасается оттуда бегством на воздушном шаре... И главный закон утопии Батлера – уничтожение машин, за карманные часы – узилище без разговоров. (Наверное, именно оттуда родом машинный джихад, послуживший бэкграундом цикла Ф.Герберта о планете Дюна.)
Но что же толкнуло автора XIX века на столь мало актуальные (куда дальше, чем для нас перспективы генетически перепрограммированных людей) изыскания? Дело, похоже, в том, что разошедшись с верой, Батлер всё же искал некую систему мира. И дарвиновское 'Происхождение видов', попавшееся ему после прибытия в Новую Зеландию, вполне пришлось ему ко двору. Он сочинил дарвинистский диалог, который был удостоен благословения самого сэра Чарльза. И 'Дарвин среди машин' родился из пламенного желания защитить и продвинуть дарвинизм дальше.
С жаром неофита (встречали на улицах мальчиков и тетушек с горящими глазами, пристающих с проповедью?) кинувшись применять теорию естественного отбора к таким отраслям, к каким она не имеет ни малейшего отношения. Прежде всего – к технике. Батлер мало что знал о ней, но мог видеть, как она развилась от рычага до гигантских паровых машин и изощрённых часовых механизмов. И, – очень похоже, – он без достаточного основания приписал ей и развитие от низших форм к высшим, и подчинение развития своим собственным законам. (Мысль об объективном характере развития технологии, и, соответственно об объективности изобретательского творчества, век спустя породит ТРИЗ Г.Альтшуллера aka фантаст Г.Альтов.) И вот после того, как Батлер принял эти два допущения, он, следуя собственной логической схеме, приписал миру машин СОЗНАНИЕ.
И вот тут-то апология дарвинизма стала едкой пародией на него по принципу Reductio ad absurdum. Ну не было сознания у тогдашних машин - станков с групповым приводом и телеграфов, – и было далеко-далеко до машины Тьюринга, споров об алгоритмизации сознания и 'ересей' Пенроуза. Просто Батлер блистательно доказал, что, превратив естественнонаучную теорию в мировоззрение, её легко свести к абсурду. (Как это бывает с насильственным обращением в веру; как это было проделано в СССР с экономической теорией Маркса, куда лучше объясняющей изменение общественно необходимых – не турбин Герона и не 'компьютеров' Лейбница, – машин.)
Батлер это понял – в письме Дарвину (которого всегда уважал) от 11 мая 1872 года, в предисловии к второму изданию 'Erewhon' он указывал, что вовсе и не хотел доводить дарвинизм до абсурда. Однако дальше его мировоззрение расходилось с Дарвином всё дальше и дальше. В его работах – 'Life and Habit: An Essay After a Completer View of Evolution' 1878; 'Evolution, Old and New', 1879; 'Unconscious Memory', 1880; 'Luck or Cunning as the Main Means of Organic Modification?', 1887, – всё больше и больше подчеркивалась роль сознания в эволюции.
Возрождая Аристотелеву телеологию, он делал акцент на направленном характере изменений (не зря же профессор Челленджер уличал самозванца Мелоуна с помощью слова 'телеология'...). Последняя, 'Везенье или хитрость как главный источник органических изменений?' увидела свет при участии драматурга Бернарда Шоу, почерпнувшего из неё аргументацию для антидарвинистской полемики, которую великий скептик вёл всю жизнь. Ну а сегодня мы можем со всем основанием сказать, что Сэмюель Батлер обратил, пользуясь одной лишь логикой, внимание на те явления, которые были описаны 'скачками сложности' в неравновесной термодинамике Ильи Пригожина. Намного опередив при этом науку своего времени.
Ни 'Erewhon' ни 'Erewhon Revisited' на русский не переведены, что очень жаль. В оригинале читатель легко найдет их на Guttenberg.
Промзона: Звуковой кокон
Автор: Юрий Ильин
Современная мода на офисы типа «open space» делает рабочую жизнь схожей с восточным базаром. Постоянно звонят телефоны, за перегородкой что-то бурно обсуждают коллеги – результатом становится быстрая утомляемость и невозможность сосредоточиться. Кто-то пытается оградить себя с помощью наушников, а кто-то в прямом смысле создает звуковой барьер вокруг себя. По крайней мере, Наталья Романова, предлагает именно такой способ - спрятаться в звуковой кокон http://www.yankodesign.com/2010/06/14/how-quiet-the-office-life/ её собственного изобретения.
Предложенное Натальей устройство называется 'Персональная система звуковой защиты' и конструктивно состоит из двух пластин, крепящихся к креслу. Верхняя пластина содержит динамик, при активации которого внутри кокона наступает тишина (или, по желанию хозяина, звучит музыка, записанная в память устройства).
В сложенном состоянии кокон довольно компактен, что позволяет брать его с собой на лавочку в парк или в уличное кафе. Питание осуществляется за счет встроенных аккумуляторов, которые можно заряжать по USB. К слову, запись музыки в память тоже осуществляется по USB.
В описании концепта довольно расплывчато говорится о самой технологии шумоподавления. Наталья пишет, что ее кокон генерирует т.н. белый шум, т.е. звук, равномерно 'размазанный' по частотам. Сложно сказать, насколько это удобно - шумящий вентилятор, это тоже белый шум, однако назвать его комфортным язык не повернется.
