Бабушка выжидательно смотрела на меня, и я крикнула:
— Не могу этого сделать. Карлион…
— А что Карлион?
— Разве ты не понимаешь? Будут говорить, что он сын убийцы.
Немного помолчав, бабушка сказала:
— Ты права. Это не годится. Это бросит на него тень на всю жизнь. Но ты-то как же, моя милая? Что ж, ты, значит, никогда не будешь свободна и не выйдешь замуж?
Мне как будто пришлось выбирать между Кимом и Карлионом; но я знала, что Карлион чувствителен и нежен по природе, и не могла допустить, чтобы его когда-нибудь назвали сыном убийцы.
Бабушка медленно заговорила.
— Выход есть, Керенса. Я сообразила. Они не смогут теперь сказать, когда умерла Хетти. Коли спустятся вниз в шахту, найдут ее… и найдут Джонни. Я точно уверена, что Сол Канди убил Джонни и точно уверена, что Сол сейчас далеко отсюда. Оставь пока все как есть, а потом открой шахту. Ко мне все еще многие приходят. Я пущу слух, что Хетти вернулась, что ее видели. Что Джонни ездил в Плимут, чтоб повидаться с Хетти, а Сол прознал… и застукал их. Ну а коль он знал, что олова в шахте нет, чего ж ему было не убить их обоих и не сбросить их тела в шахту?
Я уставилась на бабушку, не веря своим ушам, и подумала: «Она заставляет жизнь идти так, как ей надо». Таков ее девиз. Ну что ж, почему бы и нет?
Она казалась более энергичной, чем все последнее время. Бабушка была еще не готова умереть, во всяком случае, пока она еще в силах мне помочь.
Как я любила ее! Как полагалась на нее! С ней у меня возникало чувство, что все возможно.
— Бабушка, — твердо сказала я, — я не верю, что Джонни убил Хетти. Это был несчастный случай.
— Да-да, несчастный случай, — успокоила она. Она поняла: отец моего Карлиона не должен быть убийцей.
И подозрение на него не должно пасть.
Словно в прежние времена мы черпали силы друг в друге. Я знала, что освобожусь, и в то же время мы будем уверены — нет ни малейшей опасности, что тень убийства коснется Карлиона.
Мы выждали месяц. За это время я съездила в Сент-Агнес разузнать, не известно ли что про Сола Канди. Его там не было: я узнала, что он жил там несколько дней, но на работу не устраивался. Полагали, что он с семьей уехал насовсем из этих мест, потому что не осталось никаких следов и никто не знал, куда они уехали.
Это была победа. Я вернулась и рассказала бабушке.
— Больше не жди, — сказала она. — Ты не из тех, кто ждет. У меня осталось не очень-то много времени, а мне б хотелось повидать, что ты пристроена, прежде чем уйти.
Я заперлась в спальне. Специалисты работали все утро. Я слыхала, что должна быть обеспечена безопасность перед тем, как осуществлять спуск; такая давно не работающая шахта может представлять определенную опасность — затопление, земляные осыпи и другие бедствия. Узнать, представляет ли моя шахта какой-нибудь деловой интерес или нет, будет дорогим удовольствием.
Ким подъехал к Дауэр Хауз верхом. Я была рада, что Меллиора пошла гулять с Карлионом. Поднялась Дейзи и доложила, что он внизу; я сказала, что сейчас спущусь, посмотрела на себя в зеркало. В нем отражалась молодая женщина, многие сказали бы — в расцвете лет. Красивая женщина в лавандовом платье с кружевом по горлу и рукавам, с атласными лентами. Бабушка права: от любви начинаешь сиять. Мои волосы блестели еще ярче. Я носила их уложенными в высокую башню; глаза у меня сияли, от чего казались еще больше. Я осталась довольна собой. Спускаясь вниз встретить Кима, я знала, что, может быть, именно сегодня подтвердится, что я свободна.
Открыв дверь в гостиную, я увидела его, — он стоял у камина, расставив ноги и засунув руки в карманы; на губах мелькнула нежная улыбка, которая, несомненно, предназначалась мне.
Он подошел ко мне, взял меня за обе руки. Глаза его смеялись, как у человека, которого забавляет окружающее.
— Керенса! — Даже мое имя он произнес так, будто оно забавляло его.
— Как хорошо, что вы заглянули, Ким.
Он склонил голову набок и улыбнулся.
— Вас что-то забавляет? — спросила я.
— В приятном смысле.
— Я рада, что могу позабавить вас в приятном смысле.
Он рассмеялся и повел меня к окну.
— Ну, что-то они там сегодня расшумелись, на лугу.
— Да. Наконец-то приступили к работе.
— А результаты для вас очень важны, Керенса?
Я покраснела, на мгновение испугавшись, что ему известна истинная причина. С тех пор как Ким вернулся, глаза его, казалось, стали проницательней, в нем появилась какая-то мудрость, которую я находила привлекательной, но слегка тревожащей.
— Очень важно, чтобы мы смогли опять запустить шахту в работу…
Я велела Дейзи принести вина и особого сдобного печенья, всегда имевшегося у нас в аббатстве для гостей, — традиция, которую я, как и многое другое, принесла с собой в Дауэр Хауз.
Мы сидели за маленьким столиком, потягивая вино; и, оглядывая комнату, он сказал:
— Здесь сейчас поуютней, чем когда я тут жил. Странное чувство, Керенса, возвращаться в дом, который был для тебя родным, и видеть, что теперь он стал домом для кого-то другого, видеть другую обстановку, другие лица, другую атмосферу…
— Я всегда завидовала тому, как вы жили в Дауэр Хауз.
— Я знаю. Это было написано у вас на лице. У вас самое выразительное лицо в мире, Керенса. Вы никогда не умели скрывать свои чувства.
— Опасное свойство. Надеюсь, теперь это не так.
— Какая язвительность! Какая гордость! Никогда не видел никого похожего на вас.
— Я была сердитым ребенком.
— Бедная Керенса! — он рассмеялся. — Помню, как вы стояли в стене… в разломанной стене. Седьмая Девственница. Вы помните, как мы тогда были увлечены этой историей?
— Да. Я потому и пришла посмотреть.
— Мы все пришли. Мы же там встретились.
Я вдруг ясно увидела себя, Меллиору, Джастина, Джонни и Кима.
— Боюсь, что мы вас ужасно дразнили. И заставили очень разозлиться. Я и теперь вижу… как вы показали нам язык. Никогда не забуду.
— Мне бы хотелось, чтобы у вас были какие-нибудь более приятные воспоминания.
— Была еще мисс Карлион на балу. Великолепная, в красном бархате. И еще была та ночь в лесу… Вы видите, Керенса, я помню так много из прошлого. Вы с Меллиорой на балу! Меллиора привела вас без ведома хозяйки! — Он рассмеялся. — Для меня в этом была вся прелесть бала. Я всегда находил их занудными. Но тот бал… не забуду никогда. Я часто смеялся над тем, как Меллиора обеспечила вам приглашение…
— Мы всегда были как сестры.
— Я этому рад.
Он поглядел себе в бокал, а я подумала: «Если бы только знать, что я свободна. Когда он узнает, что я свободна, то скажет мне, что любит меня».
Ему хотелось поговорить о прошлом. Он заставил меня рассказать о том дне, когда я стояла, готовясь к найму на Трелинкетской ярмарке, и как явилась Меллиора и наняла меня. Я рассказала дальше, как печально умер его преподобие Чарльз Мартин и как мы оказались без гроша.
— Ни я, ни Меллиора не могли расстаться друг с другом, поэтому я стала камеристкой, а Меллиора — рабочей лошадкой старой леди.
