Дневник плохого года

Кстати, говорю я, Senor К. интересовался финансовым планированием. Разумеется, говорит Алан, я позабочусь о твоем Senor'e. Я спрашиваю: Это как это ты позаботишься? Как следует позабочусь, говорит Алан. Я говорю: Что значит как следует? А он: Не задавай вопросов, и тебя не обманут. Я говорю: Не хочу, чтоб ты его одурачил. Не собираюсь я его дурачить, говорит Алан, аи contraire[18], я стану его ангелом-хранителем. Я говорю: Он старый и несчастный, и он не виноват, что чувствует ко мне такое — вот как ты не виноват, что хочешь меня. А Алан: Могла бы и не напоминать. Ты моя Принцесса Киски. Ты моя Королева Клитора. Я говорю: Не обманывай его. А Алан: Ладно, ладно.

Эжен Марэ[19], представитель первого поколения, полностью впитавшего доктрину Дарвина, ставил перед собой следующие вопросы: какое эволюционное направление задано ему самому? не является ли он сам образцом мутации, которой не суждено прогрессировать, а значит, не приговорен ли он к вымиранию? Фактически, людей вроде Марэ мучил вот какой вопрос: что, если целый особый подвид человечества, подвид, представителями которого они являются, характеризующийся гиперразвитием интеллекта, в действительности — обреченный на провал эволюционный эксперимент, отмечающий путь, которым всё человечество не может пойти — и не пойдет? Таким образом, на поставленный выше вопрос они отвечают следующее: мыслительный аппарат, отмеченный осознанием собственной недостаточности, является эволюционным отклонением.

Да. Но с тех пор я веду себя смирно. А вы когда - нибудь съезжали с катушек?

Нет, сказал я, не думаю. А сейчас уже слишком поздно. В моем возрасте, если съедешь с катушек, можешь не успеть въехать обратно.

Верю ли я Алану? Конечно, не верю, а он ни на секунду не поверил, что я ему верю. Вот и пример личного измерения, а еще есть общая картина. Ложь в личном

измерении не обязательно считается ложью в общей картине. Она может превысить пределы своего происхождения. И чтобы понять это, Алан мне не нужен. Это как макияж. Макияж может быть ложью, но не тогда, когда все красятся. Если все ходят накрашенные, макияж считается в порядке вещей, а что такое истина, как не то, что в порядке вещей?

18. О Зеноне

Как мы считаем? Как мы учимся считать? Являются ли наши действия при счете теми же, что и при обучении счету?

Существует два метода обучения ребенка счету. Первый заключается в том, чтобы выложить ряд пуговиц (Насколько длинный ряд? — Это на усмотрение учителя) и предложить ребенку двигаться слева направо, сначала коснуться указательным пальцем одной руки (только одной руки) первой слева пуговицы и одновременно произнести слово (потеп, название) — по- английски это будет one — из имеющегося списка, затем переставить палец на следующую пуговицу и произнести следующее название из списка, по-английски two, и так далее, пока ребенок не поймет принцип (к самому принципу следует вернуться позднее). На этой стадии можно сказать, что ребенок научился счету. Списки названий, задействованные в процессе обучения, разнятся в разных языках, но во всех случаях подразумевается, что эти списки бесконечно длинны.

Повезло вам, сказала она и, помолчав, добавила: А признайтесь, вы же представления не имеете о том, что я за человек?

Алан считает, что за свои грязные мысли обо мне Senor К. заслуживает наказания, а именно шести полновесных ударов палкой по своей костлявой заднице (на самом деле Алан ничего такого не говорил, но я знаю, что права). Но неужели грязные мысли действительно так уж грязны, спрашиваю я себя, если ты слишком старый, чтобы воплотить их в жизнь, если ты всё равно запираешь эти мысли в их собственном измерении? В конце концов, что и остается в жизни старику, кроме грязных мыслей? Senor К. не виноват, что вожделеет ко мне, точно так же как я не виновата, что ко мне вожделеют. Кроме того, Алан любит, когда на меня глазеют другие мужчины. Он в жизни не признается, но я же знаю, это правда. Ты ведь моя, да? говорит Алан, сжимая меня в объятиях. Ведь моя? Моя? И до боли стискивает мне запястья. Твоя, всегда твоя, говорю я, тяжело дыша, и он кончает, и я тоже кончаю. Вот какие у нас отношения. Вот какая огненная страсть.

Второй метод заключается в том, чтобы положить перед ребенком одну пуговицу и попросить его произнести первое название из списка (по-английски one), затем положить вторую пуговицу и попросить ребенка произнести следующее название (two), затем достать третью пуговицу, четвертую и так далее, пока ребенок не поймет принцип.

Ребенок схватывает принцип индуктивным методом, но в чем состоит этот принцип? А принцип состоит в том, что, хотя список названий и бесконечен (а следовательно, его невозможно запомнить, выучить), личные новые названия в списке весьма немногочисленны; кроме того, список упорядочен и имеет систему, позволяющую по-разному сочетать личные названия, согласно правилу — правилу, объясняющему, как, зная название номера пуговицы, на которой в данный момент находится твой пальчик, предсказать название следующей пуговицы (если обучение проходит по первому методу); или же обучающему, как, зная последнее, только что произнесенное название, угадать, какое название нужно произнести, когда появится следующая пуговица (если обучение проходит по второму методу).

В числе последних суждений Senor'a К. есть одно, которое меня тревожит, заставляет сомневаться, не ошибалась ли я на его счет с самого начала. Это суждение о сексе с детьми. Не то что бы Senor К. выступает в защиту секса с детьми, но он и не осуждает секс с детьми. Я спрашиваю себя: Может, это его способ показать, какую направленность имеют его аппетиты? А иначе зачем бы он стал о таком распространяться?

Я могу понять, что его возбуждают миниатюрные девушки вроде меня — это только естественно. Таковы тысячи мужчин. Будь я мужчиной, меня бы они тоже возбуждали. Но маленькие девочки — дело совсем другое. Во Вьетнаме я достаточно насмотрелась на стариков и маленьких девочек — даже более чем достаточно.

В англоязычных обществах, которые используют почти универсальную десятичную систему счета, согласно правилу, необходимо запомнить в определенной последовательности всего двенадцать названий (один, два… одиннадцать, двенадцать), после чего можно подбирать цифры (толкуемые либо как конструкт, либо как предикат) по списку названий. Но даже это требование избыточно. Теоретически, можно обойтись всего двумя названиями, один и два, или даже одним названием, один, плюс концепция прибавления (прибавления единицы к чему- либо).

Есть и другой, более сжатый, не зависящий от языка способ рассказать ту же историю, используя не названия цифр, но абстрактные (абстрактные в том смысле, что они не привязаны ни к одному фоническому знаку) символы 1, 2, 3… Впрочем, платой за такую сжатость будет потеря связи с голосом обучаемого, произносящего, по мере прикосновения к пуговицам, названия из списка.

в голове этой женщины, женщины, которой — без сомнения, из-за моей собственной скуки, из-за моего бездействия, из-за моего легкомыслия — я, похоже, одержим до такой степени, до какой мужчина считается одержимым, когда сексуальные порывы почти сходят на нет — и остается только навязчивое недоумение, чего же ему надо, удовлетворения какого рода он ждет от объекта своей страсти.

Вот какие он приводит аргументы (они замаскированы под аргументы о порнографии, но на самом деле они о сексе). Съемки сексуальных сцен, в которых мужчина занимается сексом с двенадцатилетней девочкой — на самом деле двенадцатилетней, — нужно запретить, с этим он не спорит, потому что секс с ребенком, неважно, перед кинокамерой или нет, является преступлением. Не то семнадцатилетняя девушка, притворяющаяся двенадцатилетней. Если сексуальная сцена разыгрывается актерами, которые достигли разрешенного возраста, эта сцена сразу становится произведением искусства, а в искусстве всё можно.

Мне сразу захотелось пойти к нему и сказать: Как вы узнаете, что актриса, которая с виду ребенок и