точности тот образ жизни, который вел обычно Барни в Лондоне, доктор Мюррей знал тем не менее самого Барни и понимал, что его никакими силами нельзя заставить подчиниться медицинским требованиям. Он довольно сурово посмотрел на Лэнгли: — Постарайтесь удержать его здесь как можно дольше. Полгода, как минимум.
Когда доктор ушел, Эмили доверительно сообщила Сайан, что это все было наказанием за то, что с Барни никогда ничего страшного не приключалось. Но раз уж пришлось оказаться в руках врачей, то надо их во всем слушаться. Эмили любила обоих братьев, но видела, что жизнь гораздо более тяжелым гнетом ложится на плечи Лэнгли. Она сказала:
— Вот увидишь, через полгода ты ни за что не скажешь, что Барни вообще попадал в эту аварию, а у бедного Лэнгли спина искалечена на всю жизнь.
Сайан закусила губу, чтобы не улыбнуться. Она знала, о чем говорит Эмили: мальчиком Лэнгли упал с лошади. Когда он очень уставал или перенапрягался, его спина до сих пор болела и он начинал прихрамывать — совсем чуть-чуть, почти незаметно.
Приезд Натали Вендер в субботу был праздником для всей деревни. Все уже знали, что она приезжает, и, когда красная спортивная машина остановилась около салона, эта весть вихрем пронеслась по деревне. В среду Эмили успела рассказать всем своим друзьям и знакомым, что подругу Барни будут показывать по телевизору, и все телеприемники в радиусе пяти миль были настроены на Натали. Теперь она была здесь во плоти, и всем хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на нее.
Барни стал ждать ее приезда задолго до назначенного срока, как показалось Сайан. В то утро он не пошел в лавку, где обычно работал; после завтрака вернулся в студию и бродил там без дела, глядя, как Сайан перетягивает обивку на стульях, а также критически рассматривая «Денистонский утес». Потом он нашел набор китайских шашек викторианской эпохи, расставил их и начал играть сам с собой.
Лэнгли опустил кисть и сказал, что, пожалуй, на сегодня оставит «Денистонский утес», и Сайан не винила его. Лэнгли не мог писать, когда Барни находился рядом. Хотя он молча играл в шашки, все равно в его присутствии было что-то нарушающее покой. Казалось, что он в любой момент может посмеяться или сказать что-нибудь под руку.
Каждый раз, когда звенел звонок или входил очередной посетитель, все сразу думали, что, может быть, это Натали. Каждый раз Барни вскакивал, пока Сайан не сказала ему:
— Может, тебе лучше открыть дверь и сесть так, чтобы ты видел всех входящих? Из-за тебя я все время сбиваюсь.
— Очень разумное предложение, — усмехнулся Барни.
Он взял доску с шашками и устроился так, чтобы видеть весь магазин.
Когда же красная машина на самом деле подъехала, Сайан как раз провожала покупателя и говорила обычные слова о том, что надеется еще увидеть его в их магазине.
Телекамеры не солгали. Натали Вендер была красавицей. Даже без чудес телевизионного грима и освещения было видно, что она не утратит своей красоты еще по крайней мере лет двадцать. На ней было темно-синее платье без рукавов, темно-синие туфли-лодочки, и вид у нее был такой, словно она только что сошла со страниц глянцевого журнала.
Натали побежала навстречу Барни. Он обнял ее здоровой рукой и сказал:
— Слава небесам, ты здесь. Это была самая длинная неделя в моей жизни.
— А кто виноват? — спросила она. — Из-за кого эта неделя стала самой длинной? — Она отступила на шаг и рассмотрела его. — Тебе уже лучше?
— Теперь да.
— Мне тоже, — сказала она. — Намного, намного лучше.
Наконец Барни заметил Сайан и представил девушек друг другу.
Натали улыбнулась; у нее была приятная, мечтательная улыбка.
— Он хорошо себя вел? — спросила она у Сайан. — Слушался врачей? — Не дожидаясь ответа, она снова посмотрела на Барни.
— Пойдем, я тебя познакомлю с братом, — сказал он.
Натали осталась довольна Лэнгли. Она пришла в восторг от «Денистонского утеса» и в восхищение от коня-качалки.
— Мне всегда хотелось иметь такую игрушку, — сказала она. — Всегда.
Все это было похоже на небольшую пьесу, сыгранную, впрочем, очень мило, с Натали Вендер в главной роли; Сайан была удивлена, обнаружив в своем характере такую желчную струнку, потому что у нее не было никаких оснований для ревности. Натали совершенно очаровала Лэнгли, так же как она, видимо, очаровывала каждого, кто мог называться мужчиной, однако при этом ее собственные взгляды были устремлены исключительно на Барни. Она не спускала с него глаз, когда гладила по гриве деревянного коня и когда говорила Лэнгли, что находит его картину превосходной.
Когда Барни сказал: «А теперь иди поздоровайся с Эмили», она сразу же оставила Лэнгли, почти на середине фразы, и тут же отправилась очаровывать Эмили.
«Однако, — подумала Сайан, — я сегодня утром что-то в очень вредном настроении! Вместо того чтобы злиться на нее из-за того, что она так восхитительно хороша, я должна благодарить небо за то, что она нацелена на завоевание Барни, а не Лэнгли».
Обед, который приготовила Эмили, имел огромный успех. Сегодня они обедали в столовой, а не на кухне, Эмили вытащила все столовое серебро, как будто они принимали особу королевской крови, так что даже Барни рассмеялся и сказал:
— Не подумай только, что мы так обедаем каждый день.
— Все так красиво, очень, очень красиво, — ответила Натали.
От этих слов Эмили просто растаяла. Натали хвалила каждое ее блюдо и просила дать ей рецепт. «Клянусь небом, она хорошо готовит, — думала Сайан, — скорее всего, даже очень хорошо. И мой бисквит «Виктория» не идет ни в какое сравнение с ее кулинарными талантами».
Сайан молчала почти весь обед. Говорили в основном Барни и Натали, хотя время от времени Лэнгли тоже вступал в разговор, а Эмили просто сидела и улыбалась. Сайан тоже улыбалась и смеялась, когда все смеялись, но она была рада, когда обед закончился и она смогла ретироваться в студию. Конечно, она не ревновала, но в присутствии Натали Вендер любая обыкновенная девушка чувствовала бы себя подавленной.
Сайан оставила Лэнгли в столовой допивать кофе, за разговором о фильме, в котором у Натали была небольшая роль. Съемки должны были начаться в ближайший вторник. Барни был здесь как рыба в воде. Он знал все имена, которые упоминала Натали, и сам занимал в этом мире не последнее место, его статус был намного, намного выше, чем у Натали.
Когда она вернулась вечером в лавку, Фиона хотела узнать все про Натали, и Сайан сказала:
— Она точно такая же, как на экране, потрясающая. Фиона рассмеялась:
— Да, в этом они все похожи — девушки Барни.
— А что, он многих сюда привозил?
— Ну, он не так часто сюда наезжал, но обычно с ним кто-нибудь был. — Фиона вставляла пробную помаду в отверстия на витрине. Она вынула еще один тюбик из ящика, поставила его в соответствующее по цвету место и добавила: — Но авария его немного приостановила, так что, я думаю, это на руку Натали, если она хочет его заарканить.
— У Натали и без этого много шансов, — сказала Сайан. — И я думаю, что планы у нее очень и очень серьезные.
Завтра Натали уедет в Лондон, и Барни вместе с ней, а сегодня вечером Сайан идет с Лэнгли в кино. Она тщательно оделась и накрасилась и была бы вполне довольна собой, если бы только не видела на каждом углу Натали Вендер. Не буквально, конечно. Сайан находилась у себя в комнате, а Натали была где- то с Барни. Но когда тебе по-настоящему хочется хорошо выглядеть и ты стараешься ради этого, то очень неприятно думать о том, что даже если бы Натали Вендер упала в сточную канаву, то все равно выглядела бы в десять раз шикарнее, чем ты.
Фильм тоже не улучшил ее настроения. Там все почему-то были несчастными, причем с начала до самого конца, а Лэнгли казался погруженным в какие-то свои думы.
Когда они вместе ужинали у нее в комнате, Сайан пыталась быть хотя бы наполовину такой веселой и
