Потом он целовал ее шею, ее плечи, ее бедра. Запрокинув голову, она стонала, восторгаясь его ласками. Время от времени отвечая на его поцелуи, она блаженствовала, лежа в горячей, чуть ли не кипящей воде.
Мак поглаживала его плечи («Ничего страшного, лейкопластырь предохранит рану от заражения»), потом ладони ее спустились ниже, к его груди, и еще ниже.
Мерфи остановил движение ее рук и поднес их к губам. Он целовал ее ладони, затем пальцы, каждый отдельно.
Вода шумела в ванне, но Маккензи ничего не слышала — ничего, кроме его дыхания и слов любви, она ничего не чувствовала — лишь жар его рук, которые, казалось, притягивали ее к себе.
Томас Джастис Мерфи вернулся домой, в мир покоя и счастья. И приветствовал этот мир, пусть даже совсем его не знал. Господи, как он дорожил им!
Он наслаждался ее губами, она отдавала, и он брал. Она делала его сначала нежным, потом грубым, сначала успокаивала, потом бросала ему вызов.
Влага каплями стекала со стен, обволакивая все вокруг белесым паром. И трепетали свечи. Но эти двое все еще сдерживались, наслаждаясь свободой исследовать, пробовать на вкус, делать открытия. Прикрыв отяжелевшие веки, они любовались друг другом, искали радость, которую, могли друг другу подарить. Она замерла в его объятиях. Он открыл глаза.
Мак затрепетала. Сознание того, что еще одно движение — и он заполнит ее собой, овладеет ею, а она овладеет им, заставляло ее медлить, ей хотелось продлить чудесное мгновение.
Его глаза неотрывно смотрели на нее. Ее сердце проложило путь к его сердцу. Его сознание вошло в ее сознание. Души их закружились в вихре, вознеслись ввысь и полетели навстречу друг другу. Она опускалась медленно, постепенно. Он принадлежал ей, она — ему.
…Бурлящая вода, ласки влюбленных, уносящие в мир блаженства…
Губы Мерфи были жадными и нежными. Его руки сжимали ее бедра, все настойчивее опуская ее вниз. Она положила ладони ему на грудь и ощутила мощные толчки его сердца.
Томас Джастис Мерфи больше не мог контролировать происходящее. Он с радостью отдал себя, а она была готова принять и лелеять его дар. Да, она заставит Мерфи поверить, что будет обожать его и заботиться о нем, будет помогать ему во всем и станет его опорой.
Они прибыли к месту назначения. Оба. Они слились воедино. Больше не существовало мужчины и женщины. Его и ее. Только они. Только сейчас. Отныне и навсегда.
Глава 11
Маккензи надела свою фланелевую ночную рубашку, а Мерфи джинсы. Они включили радио и погасили свет. Лирическая песня — песня о любви — плыла в воздухе. Он взял ее за руку и привлек к себе. Положил ладонь ей на спину и повел в танце.
Маккензи подняла глаза. Лицо его находилось в тени.
— Ради нашего первого танца я хотела надеть самое нарядное платье, сделать подходящий макияж и надеть драгоценности, чтобы тебя ослепить.
Он чмокнул ее в кончик носа.
— Ты меня уже ослепила. Просто сбила с ног. Ты и так прекраснее всех.
Ее рука покоилась на его обнаженном плече. Приподнявшись на цыпочки, Мак прижалась губами к его шее. Сквозь мягкую ткань рубашки она чувствовала жесткую ткань его джинсов. Забыв обо всем на свете, они плыли под звуки музыки навстречу счастью.
От них пахло шампунем и мылом, и эти запахи резко отличались от запаха сырой земли, с которым они так долго жили. Она крепко прижималась к нему и чувствовала, что в ней снова разгорается огонь желания. Но ей хотелось, чтобы это продолжалось долго — соприкосновение, объятия, нежность двух влюбленных.
Он запомнит, каково ощущать ее в своих объятиях, как она улыбалась, глядя на него снизу вверх с любовью и преданностью, и как они соединялись в акте любви. Он запомнит. Она об этом позаботится.
Раздался неуверенный стук в дверь. Маккензи вопросительно взглянула на Мерфи, но тот молча улыбнулся и, не прерывая танца, приблизился вместе с ней к двери. Открыл ее и — по-прежнему в танце — снова увел Мак на середину комнаты. Вошли четверо из службы доставки; каждый нес в руках корзины, доверху заполненные розовыми лепестками всех цветов, какие только можно себе представить.
Вошедшие посмотрели в сторону танцующих. Мерфи ухмыльнулся:
— Просто высыпайте все на кровать.
Маккензи заметила их смущение; они переглянулись, потом все же рассыпали лепестки по кровати и поспешно удалились. Она улыбнулась, уткнувшись в плечо Мерфи.
У двери, в коридоре, ожидал еще один человек. Когда посыльные из цветочного магазина вышли из номера, он вкатил тележку, уставленную шампанским и всевозможными яствами.
Когда дверь закрылась, Мерфи продолжил танец, уже под другую мелодию.
— Не знаю, какого цвета розы ты предпочитаешь. Маккензи взглянула на постель, усыпанную белыми и красными, розовыми и желтыми, алыми и кремовыми лепестками.
— Ты великолепен. Спасибо.
В воздухе витал аромат цветов. Мак глубоко вздохнула, с трудом сдерживая слезы счастья. Он постоянно изумляет ее.
Мерфи подвел Мак к кровати и помог ей снять рубашку. Подхватил на руки и осторожно уложил на розовые лепестки. Бархатистая мягкость ласкала ей спину. От тепла ее тела аромат усилился. Она посмотрела на Мерфи и раскрыла объятия.
Он лег на нее, вдавив в простыни. И улыбнулся. Его губы находились от ее губ на расстоянии шепота.
— После всего, что мы пережили, остались только ты и я. Люби меня, Мерфи.
Среди ночи Маккензи проснулась. Розовые лепестки усыпали пол вокруг кровати. Мерфи метался во сне. Протянув руку, она положила ладонь ему на лоб — температура упала. Мак привлекла его к себе и обняла. Через несколько секунд он затих.
Тонкий лучик света проник сквозь шторы. Маккензи почувствовала, что она одна на огромной кровати, ей даже не надо было осматриваться. Потом, окинув взглядом комнату, она увидела его. Мерфи пододвинул кресло-качалку к окну и сидел там, завернувшись в покрывало с постели, смотрел в окно. Ее охватила тревога. О чем он думает? Почему так беспокойно провел всю ночь? Ведь все кончилось. Все испытания позади. Теперь их ждет только счастье.
Ощущая холодок, пробежавший по обнаженным плечам, она выбралась из постели и, ступая по лепесткам роз, направилась к окну. Мерфи услышал ее шаги и поднял глаза. Улыбка, осветившая его лицо, развеяла все ее сомнения. Мерфи раскрыл ей объятия и откинул покрывало. Она забралась к нему на колени.
Снова накинув на плечи покрывало, Мерфи принялся укачивать ее, еще сонную; он баюкал ее, словно ребенка. Голова Мак покачивалась на его плече. Мерфи закурил. Действительно ли он окажет ей услугу, если покинет ее? Да. Она слишком добросердечна, слишком щедра, чтобы привязаться к нему, а он сильный человек. Чувства его глубоки, его гордость, его обида… Она устанет постоянно с ним бороться. Все уставали.
— Тебя что-то всю ночь тревожило. Ты все время вертелся с боку на бок. Что с тобой?
Мерфи ушел от ответа.
— Так просто… собирался с мыслями. В девять мы должны быть в полиции. Надо позвонить родителям.
— Что ты им скажешь?
