родственники совершенно правы, уехать было необходимо. Но почему именно сюда, почему именно на этот остров?
Никто не виноват. Ее уговорили из самых лучших побуждений. Откуда им знать, какое опустошение чувствовала она шесть лет назад, покидая Маунт. Тогда она сумела скрыть свои чувства. Вернувшись в Элсуэрт, она вела себя как ни в чем не бывало, насколько это было возможно при тех обстоятельствах. Вскоре вышла замуж, и, конечно же, все решили, что она совершенно счастлива.
Но ведь она на самом деле была счастлива. Замужество оказалось удачным. Флоренс стала отличной матерью, любила свою работу, многочисленных родственников и друзей.
С каждым днем остров отходил все дальше и дальше в прошлое, пока не сделался почти нереальным, как давний сон. Словно все происходило не с ней, словно она не знала никого из тех людей и не была той глупой, наивной девочкой. С тех пор она редко виделась с отцом, он лишь иногда проездом заезжал к ней. И никогда больше не видела Дугласа.
Флоренс не пыталась обманывать себя, убеждая, что больше и думать о нем не будет. Но специально не вспоминала. Воспоминания возникали неожиданно, заставая ее врасплох, и уводили за собой прежде, чем она успевала прогнать их в тень прошлого, где им и надлежало находиться. Нет, больше ее не интересуют ни Дуглас, ни Маунт. Они не значили для нее ничего долгие годы, ничего не значат и сейчас.
Но вот на горизонте появились знакомые очертания острова, и страх, страх перед прошлым принялся нашептывать: «Что, если остров не окажется снадобьем, способным исцелить ее израненную душу? Что, если после всех прошедших лет откроются старые раны?»
— Ма! Ма! Она схватила! Я подбросил вверх, и она схватила!
Голос Криса, чистый и звонкий, разогнал мрачные мысли. Она посмотрела на худенькое угловатое личико сына и, проследив за его взглядом, увидела улетающую вдаль чайку. Его волнение передалось ей.
— Как повезло чайке. На обед у нее будет булочка с сосиской, — засмеялась Флоренс. — Ладно, нужно найти где-нибудь свободное местечко. Плыть еще полчаса, не меньше.
Крис кивнул, и она взяла его за руку. Красивый, серьезный и рассудительный, худенький, но выносливый мальчик — ее сын. В нем уже чувствовалась личность. Покупатели в магазине, иногда заговаривая с ним, восхищались его умом и сообразительностью, а порой просто поражались его суждениям. Крис очарователен. Как и его отец, думалось иногда.
Они нашли свободное место у правого борта, и Флоренс усадила сына на колени.
— Вон, — показала она вдаль, — тот самый остров, на котором у дедушки дом.
Крис подался вперед, глаза загорелись от любопытства.
— Какой большой! — воскликнул он, и Флоренс сообразила, что Крис судит об острове лишь по картинкам из детских книжек.
— Да, вот такой. Миль двадцать в длину.
— Там такие же деревья, как у нас?
— Конечно. Там есть даже целые города. А ты думал увидеть пальмы и соломенные хижины, — рассмеялась она.
Мальчик пожал плечами, отвернулся и устало прижался к ней. Этого следовало ожидать, ведь вчера он весь день волновался и почти не спал ночью. Флоренс уткнулась подбородком в его шелковистые каштановые волосы и принялась тихонько убаюкивать. Через некоторое время длинные темные ресницы перестали вздрагивать, глаза закрылись. Она тихонько поцеловала сына и вновь обратила взгляд к приближавшемуся острову.
У меня будет чудесное лето, сказала она себе твердо. Они будут много спать, вкусно есть, валяться на пляже, станут коричневыми, как шоколадки. А в конце августа она вернется домой посвежевшей, отдохнувшей и опять сможет взять в руки бразды правления своей жизнью.
А пока… Флоренс почувствовала, что дрожит. Может быть, это просто палуба вибрирует от двигателей? Но нет. Хотя паром шел вперед, сердце сжалось от ощущения неотвратимого возврата в прошлое…
Во второе лето Флоренс провела на острове пять недель, и оно отличалось от предыдущего как день и ночь. По обоюдному молчаливому соглашению они с Дугласом заключили мир. Не было прошлых шуток и шалостей, им хватило времени, чтобы узнать друг друга и стать друзьями. Целыми днями они купались, ездили на велосипедах по тихим жарким дорогам, катались на старой весельной лодке по пруду, собирали моллюсков, ходили по магазинам, вместе готовили еду. Читали, разговаривали, особенно вечерами на террасе: о литературе, о звездах, о музыке и политике.
Как ни странно, но Флоренс стало казаться, что она знает Дугласа лучше, чем кто-либо другой, чем даже Долли Коуссон, с которой он в то время часто встречался. Живя под одной крышей, Флоренс обнаружила в нем множество хороших качеств. Дуглас был не только сердцеедом, как называла его мать, он был очень образованным человеком и сильной личностью. Идеалистом, мечтателем. Тем летом Флоренс стала буквально боготворить его.
Они говорили обо всем, но одной темы не касались: их личной жизни. Правда, сказать, что у нее существовала личная жизнь, было бы большим преувеличением. Дома она встречалась лишь с одним мальчиком — преданным другом и воздыхателем с четвертого класса — с Остином Бартлетом, и их отношения не заходили дальше невинных поцелуев. В то время как Дуглас… Да, Флоренс подозревала, что он спит с Долли. Возможно, спал с кем-то из своих поклонниц и в прошлом году. Подозрение не рассеялось даже после того, как на ее вопрос он со смехом ответил, что все это выдумки, и даже после того, как, разозлившись, бросил, что она перепутала его со своим отцом.
Тогда, после этого разговора, Флоренс постаралась не обижаться и спокойно обо всем подумать. В конце концов, Дугласу двадцать один год, и такое поведение вполне нормально. Он самый красивый, умный и мужественный молодой человек из тех, кого она встречала. Но потом, ночью, лежа без сна у себя в комнате, под шум прибоя за окном гадала, где он и что сейчас делает. Щемило сердце, и слезы подступали к глазам.
Лето пролетело быстро, и вот снова прощание на пристани в гавани.
— До свидания, дорогая, — сказала Патриция и холодно, едва коснувшись щеки, поцеловала.
Отец обнял дочь.
— Пиши чаще, — попросил он.
Дуглас стоял немного поодаль и грустно смотрел на нее. Ветер играл густыми каштановыми волосами. Флоренс подошла и протянула руку, проглотив подкативший к горлу комок.
— Успехов тебе в учебе, — сказала она тихо, стараясь сдержаться и не расплакаться.
Он крепко пожал ей руку. Окинул смущенным взглядом загорелое лицо, русые волосы, которые теперь доставали до плеч, заглянул в зеленые ирландские глаза. Лишь позже она поняла, что за один этот год превратилась из неуклюжей девочки в настоящую красавицу.
Он кивнул и прошептал:
— Тебе тоже.
Вдруг взял за плечи и быстро поцеловал в щеку. В ответ она торопливо обняла его и обернулась, услышав басовитый гудок парома, предупреждавший об отправлении. Подхватила чемодан и побежала, вытирая на ходу слезы.
«Остерегайся красивых мужчин, Фло. — Слова матери пронеслись в голове. — Всякий раз они будут разбивать тебе сердце».
Дуглас писал ей всю следующую зиму. Это бесило Элизабет, и она выбрасывала письма, если Флоренс не успевала сама достать их из почтового ящика. Большинство из них удалось спасти. Это были длинные, хорошо написанные, временами даже поэтичные письма с подробным описанием жизни в Йельском университете. Флоренс ждала этих писем как очередной части романа. В них слышался знакомый низкий мелодичный голос, чувствовалось, как греет летнее солнышко, словно они разговаривали сидя на берегу после купания.
Конечно, Флоренс любила Дугласа. Наверное, полюбила его с первого взгляда. Отрицать это было невозможно. И все предостережения опытных женщин, что бы с ними не происходило, не могли ни на йоту
