— Они могут объехать его на кривой.
— И он умоется.
— А может, полезет напролом и ответит на этот треклятый вопрос.
— Однако все, что мы видим, что видит широкая общественность…
— Только верхушка айсберга.
— Есть гораздо большая подводная часть, которую мы не видим.
— Весь айсберг.
— Мы подобны слепым мышам, ощупывающим айсберг.
— Поэтому ты должен иметь много, очень много источников. Чтобы получить картину.
— Как печатных, так и электронных.
— Когда мы смотрим по ящику пресс-конференцию, это даже не вся пресс- конференция.
— Это выжимки.
— Всего лишь выжимки. По большей части.
— Может быть, то, о чем ты хотел бы узнать, как раз и было вырезано.
— Ставлю десять против пяти, что что-нибудь, затрагивавшее твои личные, жизненные интересы, как раз и было вырезано.
— Наверняка.
— И они ведь не нарочно. Просто они люди.
— Я знаю. А без них у нас и совсем ничего бы не было.
— Но иногда вкрадывается и пристрастность.
— Легкая, еле заметная пристрастность, придающая однако их объективности определенную окраску.
— Возможно, они и сами о ней не подозревают, но она вкрадывается. Через черный ход.
— Скажем, ты просматриваешь газету и там даны снимки всех кандидатов. Они все ведут предвыборную кампанию, в разных местах, и вдруг оказывается, что они дали снимок одного парня в два раза большим форматом, чем снимок другого.
— Почему они так сделали?
— Может быть, снимок первого парня представляет для читателя больший интерес. Но все равно это пристрастность.
— Возможно, им следует измерять их, эти снимки.
— Возможно, им нравится этот парень. Возможно, он просто нравится им как человек. Он привлекательнее. И это вкрадывается.
— Ну, точно, этот парень привлекательнее.
— Но чтобы быть до конца честным, ты должен напечатать снимки парня, который тебе не нравится, тем же форматом, что и снимок этого парня.
— Или, может быть, парень, который им не нравится, они изучают его придирчивее. Его личную жизнь. Взносы на предвыборную кампанию.
— Или, может быть, ты надеешься получить работу, если его выберут. Человеческие слабости.
— Это низкое подозрение. Это ужасное подозрение.
— Надо смотреть правде в глаза.
— Я не думаю, чтобы так бывало. Не так уж много работ, которые им хотелось бы получить.
— В этом долбаном правительстве не так уж много работ?
— Которые лучше их теперешней работы. Я хочу сказать, кем ты скорее хотел бы быть, старшим помощником младшего дворника в правительстве или влиятельной фигурой в масс-медиа?
— Второе. При любой погоде.
— Я имею в виду, что если ты, к примеру, возглавляешь долбаный «Уолл-стрит джорнэл». Влиятельный голос. Кассандра, вопиющая в пустыне. Они боятся того, что ты можешь обнародовать — или не обнародовать. Ты можешь высоко держать голову. Ты не кланяешься никому, хоть там президенты, хоть короли…
— Ты должен встать, когда он входит, такое правило.
— Встать — это еще не значит поклониться.
— Тут главное — изучать их лица, лица этих парней, этих парней, которые кандидаты, по ящику с выключенным звуком. Вот тут ты можешь все увидеть.
— Ты можешь читать в их душах.
— Ты не можешь читать в их душах, но ты можешь получить представление, проблеск.
— Лицо человеческое — это темный омут, в глубинах коего таятся темные, скользкие твари. Ты пристально вглядываешься, прибегая ко всему своему жизненному опыту. Чтобы различить, что кроется в этом парне.
— Я в смысле, что он старается выглядеть получше, несчастный ублюдок наизнанку выворачивается, чтобы выглядеть получше в каждом, Богом и людьми забытом уголке Америки.
— Так что же мы про него знаем? Действительно знаем?
— Он хочет получить место.
— Непреоборимые силы вынудили его хотеть это место. Судьба. Есть люди большие, чем ты или я. Большее предназначение. Мысль не получить это место разрывает ему сердце, он видит какого-нибудь другого парня, получившего место, и говорит себе: мне предназначено судьбой ничуть не меньшее, чем ему, этому парню, если только я сумею сделать, чтобы эти раздолбай выбрали меня.
— Рядовые граждане. Мы.
— Если только я сумею собрать их под мое знамя, этих придурков.
— А что ему еще думать? Эта мысль разрывает ему сердце, про не быть избранным.
— Мы просто пешки. Шуты гороховые. Хлам.
— Нет. Без нас они не могут реализовать свое предназначение. И подступиться к тому не могут. Без нас им никак.
— Мы принимаем решения. Тонкие, компетентные, основанные на информации решения. Потому что мы себя проинформировали.
— Принимая во внимание разнообразные заботы активной, плодотворной жизни.
— Если она плодотворна.
— Как правило, она должна быть плодотворной. Если человек прилагает старания, знает суть дела…
— Откуда они знали, когда массовых средств информации еще не было?
— Собирались огромные толпы, со всех городов и всей страны.
— Ты должен был уметь произнести речь, классную, чтобы конфетка, а не речь. «Вам не распять род человеческий на золотом кресте» — Уильям Дженнингс Брайан. Масштаб, размах, вот что было главным.
— Слушатель такой речи знал…
— Это были величественные фигуры.
— Их голоса звучали подобно органу.
— Страсть их речей обрушивалась на огромную толпу как ураган.
— Это были герои, и простой человек их любил.
— Может быть, и зря. История все ставит на место.
— Исполинские фигуры с голосами как полный церковный хор плюс орган…
— Странное сияние вставало за их спинами, возможно, это было всего лишь солнце.
БИШОП
