Бугорок на джинсах вырос уже весьма ощутимо.
Можно сказать – не бугорок уже, а целый бугор.
Бугрище.
– Ой, а это что у нас такое? Та-а-ак… Меня, кажется, и вправду любят… А ну-ка, мальчик, проверь-ка, что у меня есть под рубашкой? Да проверь-проверь, не стесняйся…
…Потом они, запыхавшиеся, долго курили в спальне.
Ехать на работу откровенно не хотелось.
Чтобы избавиться от этой сладкой истомы, пришлось еще раз варить кофе.
На сей раз делать это подрядился Глеб.
Все-таки, варить кофе – мужское занятие. А женское – ждать этот самый кофе.
В постели.
Напиток, слава Богу, получился что надо: горячий, крепкий, густой. С правильной, чуть заметной на языке (но, упаси Господи, не в гортани) кислинкой.
Пили, причмокивая.
Умиротворенно так пили.
Наконец Глеб не выдержал:
– Слушай, меня вот что занимает. Этот Князь – он вправду фанат «Спартака» или просто рисуется?
Ленка пожала плечами.
– Порисоваться он, конечно, любит. Он вообще себя, ненаглядного, любит нежно и бескорыстно. Но тут – вроде всерьез. Он одно время даже драться ездил: знаешь, у них бывает – договариваются двадцать на двадцать, или там, тридцать на тридцать где-нибудь в укромном месте и получают удовольствие. Бойцовский клуб. Мне этого не понять. Он, кстати, вообще здорово дерется, ко мне однажды азер в ресторане пристал, так Димка его только один раз ударил – и все…
Глеб усмехнулся.
– Он, этот азер, что, один был? Редкая птица, однако… Они обычно, когда по одному – народ довольно мирный…
Ленка хихикнула.
– Ага, один. Жди… Их там человек семь было. Остальных охрана нейтрализовала…
– Ну, с охраной-то проще, конечно. Такие два бугая…
– А-а-а, Миша с Сережей его провожали, да? Ну, эти-то еще ничего. Мирные. Они, кстати, не только охранники, но еще и референты. Миша, говорят, финансист неплохой. Вот порученец Димкин, Андрюша Корн, это я тебе доложу – что-то с чем-то. Вежливый такой, интеллигентный, в очочках ходит. Нужны они ему, как рыбке зонтик…
Глеб вытряхнул из пачки сигарету, закурил.
– Что, страшный человек?
Ленка подоткнула под спину подушку, села поудобнее.
– Дай и мне сигарету, что ли… Раскурилась я с тобой… Дома-то от мамы до сих пор скрываюсь, там особо не покуришь…
Глеб хмыкнул, бросил ей пачку, вложив в нее простенькую пластиковую зажигалку. Скворцова достала сигарету, высекла огонек, с наслаждением затянулась.
– Не то слово «страшный», Глебушка. Знаешь, среди вас, мужиков, есть такие извращенцы, которые любят опасной бритвой пользоваться. Так вот, он – что-то типа этой самой бритвы. Одно неосторожное движение – чик – и порезался. Насмерть.
– Нда… Весело… Где Князь такого, интересно, раскопал…
Ленка зябко пожала плечами.
– Ой, муженек, не знаю. Князь вообще о своем прошлом трепаться не любит. Но знакомы они очень давно, это чувствуется…
Глеб поднял бровь домиком, прищурился.
– Слушай, а он, случайно, не из криминала? Эдакий белый воротничок, мозг. Сейчас это вроде модно…
Ленка отрицательно помотала головой.
– Нет. Он этих ребят терпеть не может. И не из спецслужб. Сам говорил, а врет он редко. По крайней мере, просто так трепаться не будет. Там что-то другое, но что – понятия не имею…
Глеб легко поднялся, хлопнул рукой по незастеленной кровати.
– Ладно. Успею разобраться, что он за птица, этот Князь. А нам пора себя в порядок приводить. Иначе на службу не успеем.
Разумеется, они опоздали…
Глава 9
Пять дней проскочили незаметно.
Скворцова прижилась в старом мидовском доме, только изредка совершая набеги домой, в Кунцево – повидать маму и сынулю. Мама, кстати, уже требовала предъявить Ларина пред свои светлые очи, но Ленка не торопилась: воспитанная в консервативных традициях мамуля могла потребовать от Глеба незамедлительной женитьбы, а это в их планы пока не входило. Договорились пожить пару лет так, в свободном режиме, не мешая друг другу и не ревнуя, если что.
Потом, если все будет благополучно, можно и расписаться.
А так, в омут головой – извините, фигушки.
Взрослые уже ребята, как-никак.
Обжигались.
Тем не менее, в ларинской квартире Ленка вела себя абсолютно по-хозяйски.
С самого первого дня.
Может, в роль входила, а, может, и вправду характер такой.
Матушка ее тоже командовать любила.
Генеральша.
Они завсегда своими большезвездными суровыми мужиками дома помыкают.
Традиция-с…
Надо сказать, Глебу некоторые изменения в его берлоге даже нравились.
Исчезла куда-то уже привычная, как говаривал Сашка Художник, «чихательная» пыль.
Престарелый, полузасохший, от отца доставшийся фикус вдруг ожил – оказалось, всего-то и было нужно, что регулярно поливать его да листики протирать влажной тряпочкой.
Появились некоторые весьма любопытные приспособления на кухне.
Стало ежедневно (причем не Скворцовой, а самим Лариным) выноситься мусорное ведро.
Да и вообще спать на чистых, накрахмаленных простынях, имея к тому же под боком вполне уютную, комфортабельную и никогда не напрягающую по мелочам Ленку, оказалось значительно приятнее, чем выпинывать похмельным утром из квартиры очередную не менее похмельную подругу.
А потом еще и наводить порядок после этого, с вечера приятного, но поутру почему-то вызывающего рвотный рефлекс визита.
В четверг к ним приперся, как всегда бесцеремонный, Художник.
За отгулами.
В Ригу парнишка, видите ли, собрался, Нельку проверить – типа, как она там, не загуляла?
С двумя литровыми бутылками беленькой, разумеется.
Вернее, он-то, бедолага, думал, что приперся не к ним двоим, а исключительно к Глебу.
А оказалось…
Нда…
Жизнь иногда выписывает просто изумительные кривые.
Загогулины, так сказать, как любил говаривать незабвенной памяти Борис Николаевич.
Сказать, что Сашка офигел, значит не сказать ровным счетом ничего. Нет, разумеется, слухи по редакционным курилкам кое-какие бродили, но Художник, будучи человеком в достаточной степени вменяемым и в меру циничным, слухам этим, зная дурацкий характер шефа, не доверял, что называется, по определению.
