Сигилларий[211] сидели мы однажды в книжной лавке, я и поэт Юлий Павел, муж ученейший из всех, что на нашей памяти. Там были выставлены “Анналы” Фабия, прекрасные и подлинно древние книги. Хозяин лавки утверждал, что в них нет никаких ошибок. Однако какой-то грамматик из числа самых известных, привлеченный покупателем для просмотра покупаемых книг, заявил, что он нашел одну ошибку в книге. Напротив, либрарий готов был биться об заклад на любую сумму, если в книге отыщется хоть одна ошибка, в одной букве».
Живая сценка, нарисованная Авлом Геллием, представляет нам нравы античных библиофилов и одновременно свидетельствует о высоких требованиях, которые покупатель предъявлял к качеству книги. Мы видим, как для консультации привлекаются знатоки, ученые грамматики. Хозяин, естественно, бойко расхваливает свой товар, но это был товар особого рода, определить качество которого удавалось не каждому…
Книжную лавку Сосиев (по-видимому, братьев) упоминает Гораций в первой книге своих «Посланий» (Ep., I, 20). Указанное послание замыкает первую книгу и представляет собой своеобразное поэтическое послесловие, которое помещалось перед колофоном. Это послесловие содержит шутливые и даже несколько иронические упреки поэта в адрес своей книги, и одновременно прогноз по поводу ожидающей ее судьбы. При этом поэт пользуется случаем, чтобы представить себя читателю (все в той же шутливой форме), называя свой возраст — 44 года, исполнившиеся ему в год консульства Лепида и Лоллия (то есть в 21 г. до н. э.). Примерно около этого года и была издана первая книга «Посланий».
«Кажется, ты, моя книга, уже пристально смотришь в сторону Вертумна и Януса[212], отполированная пемзой Сосиев — разумеется, желая быть выставленной на продажу[213]. Ты возненавидела ключи и печати, которым рады стыдливые[214], и стонешь оттого, что тебя видят немногие. Зато ты хвалишь публичные места, хоть и воспитана ты по-другому. Так беги же туда, куда ты стремишься: вышедшей в свет тебе не будет возврата. “Что я, несчастная, сделала? Чего захотела?” — скажешь ты, когда тебя обидят. Ты сумеешь и свернуться, когда любитель, насытившись тобою, заскучает. Но если твой пророк не полностью безумен (от гнева, испытываемого к тебе, грешной), тебя будут ценить в Риме пока ты не состаришься. После, захватанная руками толпы, ты станешь грязной и молча будешь кормить собою ленивых червей — или же умчишься в Утику, или, связанная, будешь отослана в Илерду».
Кто такие эти Сосии, книготорговцы и издатели? Гораций упоминает о них еще раз в «Послании к Писонам» («Об искусстве поэзии»), где говорится о том, что хорошая книга принесет прибыль Сосиям и достигнет заморских стран. Этим, к сожалению, и ограничиваются все наши сведения о владельцах крупной римской книготорговой фирмы. По-видимому, они были вольноотпущенниками знатного плебейского рода Сосиев Сенеционов, игравших видную роль в общественной жизни Рима (один из членов этого рода был даже консулом в далеком прошлом). Торговля книгами была прибыльным делом, и Сосии принадлежали к числу крупных деятелей римской книготорговли, как можно судить на основании того, что Гораций употребляет их имя в качестве нарицательного.
Как правило, книжные лавки располагались в самых оживленных местах древнего Рима. В императорскую эпоху местом особенно оживленной книжной торговли был «Викус Сандалиариус», Туфельная улица, где располагались в большом количестве книжные лавки [215].
«Тиражи» книг, выпускавшихся античными издателями, нам плохо известны. Из более поздних источников (например, писем Плиния Младшего) мы узнаем, что некий Регул выпустил в свет некролог своего безвременно умершего сына в количестве 1 000 экземпляров (IV, 7, 2). Один из «Писателей истории Августов» сообщает, что император Тацит издал эдикт, согласно которому все библиотеки империи должны иметь сочинения его предка, историка Тацита[216].
Многое остается нам неясным и в вопросе о том, как складывались взаимоотношения книготорговца и издателя с автором: кроме уже упоминавшейся здесь переписки Цицерона, только Марциал, пожалуй, позволяет нам несколько приподнять завесу тайны, скрывающей эту сторону римской литературной жизни.
Между 85 и 101 годами нашей эры вышли в свет 14 книг эпиграмм Марциала. Вначале он писал их, обращаясь к своим знатным и могущественным покровителям, затем и к своим друзьям. По совету последних он стал собирать их в отдельные книги. В одной эпиграмме Марциал в шутливой форме знакомит нас с тем, как готовилось издание одной из этих книг:
Отсюда можно заключить, что для издания книги эпиграмм поэту необходимо было приобрести определенную известность, без которой он не мог рассчитывать на успех своей книги. Издатель должен был иметь гарантию, что издание будет прибыльным.
Марциал называет имена нескольких своих издателей. Это Квинт Валериан Поллий, издавший самые ранние произведения поэта («Все то, что я мальчишкой и юнцом сделал» — I, 113). Вторым был вольноотпущенник Секунд, издававший эпиграммы Марциала свитками очень небольшого формата («В ящик большие клади, я же в руке умещусь» — I, 2). Третьим следует назвать Атректа, книжная лавка которого подробно описана Марциалом:
Четвертым является книгопродавец Трифон, упоминаемый дважды (XIII, 3; IV, 72):
