Орланда упорно отказывалась оторвать глаза от пола, отказывалась смотреть на Стэнли и только теребила пальцами дорогую ткань своего платья.
Внезапно он провел прохладными пальцами по ее щеке, по подбородку и заставил взглянуть ему в глаза.
— Разве ты не знаешь, — тихо сказал он, — как следует поступить мужчине, когда он встречает девственницу?
Орланда смотрела на него не отрываясь и едва дыша. Как же он хорош — чудесные серые глаза, шелковистые светлые волосы, изогнутые губы, которые так хочется целовать!
— Обольстить ее, — выдохнул Стэнли и провел рукой по волосам, погрузил пальцы в темно- янтарные локоны, пощекотал маленькое ухо. — Сначала прикосновениями… — Он так легчайше-нежно касался ее лица, потом шеи, что ей казалось, она сейчас умрет от сладострастия и нетерпения. — Потом поцелуями… одним за другим… — Каждое слово он теперь сопровождал не менее возбуждающим прикос новением губ. — Пока она не готова будет отправиться с ним в самое лучшее, самое сладостное путешествие в мире…
Ее губы открылись навстречу его, упиваясь и давая ему упиться нектаром страсти.
— Ты готова довериться мне, дорогая, в этом путешествии? Позволишь мне увлечь тебя за собой? — Стэнли продолжал покрывать ее лицо легкими обольстительными поцелуями, которым она могла сопротивляться не больше, чем снежинка жарким солнечным лучам.
Во всем мире остались только два живых существа — она и Стэнли Гилбрайт, прекраснейший мужчина из когда-либо живших и живущих на свете. Его руки и губы ласкали, нежили, дразнили ее легчайшими касаниями. И ее страсть росла, чувственный голод усиливался. Она ощущала его всем своим существом. Потому что ласки не насыщали, не утоляли этот голод, а только больше распаляли его.
Стэнли раздвинул языком ее губы, и Орланда застонала. Она ощутила, как ее груди налились, стали сверхчувствительными, и прижалась к нему теснее.
Он сдвинул бретельки ее платья и обнажил теплую кожу плеч, потом медленно, слишком медленно, нет, упоительно медленно стянул ткань вниз по ее тонкому гибкому телу… И все это время он целовал ее. Но когда платье алой лужицей разлилось у ног Орланды, отпустил ее и отступил на шаг.
Она стояла с обнаженной грудью, окутанная мягким светом лампы. Ее первым инстинктивным порывом было прикрыться руками. Но скромность отступила под натиском желания, и она осталась стоять, позволив Стэнли упиваться зрелищем ее полуобнаженного тела. Так одинокий путник в пустыне упивается водой из чистого и прохладного источника, достигнув долгожданного оазиса.
— Красивая, — хрипловато прошептал он. — Какая же ты красивая…
Сердце Орланды воспарило, переполнившись счастьем.. Услышать такие слова из его уст было невыразимым блаженством, и ей с трудом верилось, что они прозвучали.
— Правда? — еле слышно спросила она.
— Неужели ты сомневаешься?
Стэнли протянул руку и медленно, с бесконечной деликатностью провел пальцами по контуру ее груди. Орланда расцвела под этим прикосновением, как цветок под лучами утреннего солнца, и задрожала от невыносимого наслаждения.
— Красивая, — снова повторил Стэнли, потом взял ее трепещущие пальцы и повел к кровати.
Это сон, думала Орланда, конечно, сон. Так не бывает в жизни. В реальности таких волшебных, упоительных ощущений не существует… Как не существует, если Стэнли именно сейчас бережно укладывает ее на прохладные простыни, сбрасывает с себя одежду — и уже она наслаждается зрелищем его сильного мускулистого тела с гладкой кожей и светлыми волосами, спускающимися по его животу вниз, к… Орланда опустила ресницы и покраснела, а он лег рядом, опираясь на локоть, и начал целовать, но на сей раз не губы, а упругие полушария грудей, которые так жаждали его ласк.
Но ей хотелось большего, много большего. Впрочем, чего именно она не знала, но желала этого страстно, до боли. Каждый нерв, каждая клеточка тела заставляли ее стремиться к неведомому и умолять Стэнли утолить ее жажду.
Он поднял голову.
— В первый раз, дорогая, не стоит торопиться. К тому же предвкушение… — тут губы его тронула чувственная усмешка, — часть нашего путешествия, причем не менее увлекательная, чем остальные…
Он провел кончиками пальцев по ее груди, скользнул по плоскому животу, потом ниже… И Орланда впервые в жизни ощутила пульсацию глубоко внутри своего тела, настойчивую, требовательную, почти болезненную.
Застонала ли она? Орланда не могла сказать с уверенностью, но знала, что томительное желание становится все невыносимее.
Стэнли накрыл ртом ее губы и принялся целовать жадно, страстно, прижимаясь к ней всем телом. Потом внезапно отодвинулся.
— О, Орланда, — воскликнул он, — я почти готов нарушить слово и поторопить события! Я так хочу тебя!
— Я тоже, — прошептала она, притягивая его на себя.
— О да, дорогая, но я обещаю быть очень нежным с тобой… — Голос Стэнли стал еле слышным и заставил ее дрожать от ожидания. — Есть много способов заниматься любовью, моя радость, и каждый таит в себе неземное наслаждение. Я покажу тебе… — Говоря это, он одной рукой скользил по ее бедру, пока не наткнулся на ажурный край чулка. — А это что такое? — поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, принялся скатывать тонкую ткань, одновременно гладя пальцами внутреннюю сторону ноги.
Орланда вся отдалась ощущениям, отдалась блаженству. Тело расслабилось, ее уже не сотрясало от желания того, чего она даже не могла назвать.
Теперь ей не нужно было ничего, кроме прикосновений пальцев Стэнли, снимающих чулок. Он достиг пятки и отбросил прозрачную ткань. Вернулся к другой ноге. Провел рукой по ажурной резинке и начал медленно снимать второй чулок. Орланда слегка раздвинула ноги и отдалась сладостной ласке.
Когда и второй чулок последовал за первым, Стэнли повел руками по ее ногам вверх, но на этот раз не остановился, а устремился к кружевному краю трусиков. Орланде казалось, что прежние ласки были вершиной наслаждения, но сейчас она поняла, что ошибалась… Наконец он медленно стянул последнюю лежащую между ними преграду и отбросил крошечные трусики к чулкам…
Вот оно, блаженство, настоящее блаженство, о котором она не могла даже мечтать, потому что не подозревала о существовании ничего подобного. Все ее тело двигалось под его губами, руками, отдаваясь и прося…
— Стэнли… — Голос ее был еле слышен, слаб от томления. Ей хотелось… о, как ей хотелось… Но она не знала, чего именно. Однако ее снедала потребность соединиться с ним, отдаться ему и владеть им. — Стэнли… — Это была мольба, жалкая и полная желания.
Руки ее скользнули по его плечам, спине, стремясь притянуть на себя, в себя… Она истекала… истекала влагой и желанием. Все тело горело, пылало, болело…
— Стэн, — повторила Орланда, и на этот раз его рот оторвался от груди и впился в ее губы.
Он целовал ее сильно, страстно, заставляя стонать и извиваться. Потом приподнялся над ней, завис всем телом, прикоснулся своей твердой плотью к сочащемуся влагой бутону, помедлил…
— О, Стэн! — воскликнула она в упоении. Сильным и быстрым движением он вошел в нее, заполнив, казалось, целиком. Ей было больно, но боль оказалась мимолетной и исчезла, вытесненная затопившим ее экстазом. Она кричала, и кричала, и кричала в тепло и сладость его рта, изливая восторг и упоение.
— Да, да, моя красавица… да, моя любимая, да…
Но Орланда не слышала, не могла слышать его слов. Она только чувствовала. Все тело ее сотрясалось от упоительного, удивительного, невыносимого наслаждения, которое длилось и длилось, не отступая и не кончаясь.
Он взял ее всю, побуждая отдаваться еще и еще, и пронес на волнах блаженства сквозь все это длинное путешествие. И оставил — изможденную, насыщенную, не верящую, не понимающую — в укрытии своих сильных надежных рук…
