дали. Теперь уже за заслуги в Великой Отечественной войне. Через 20 лет. Такими темпами он всех перегонит. И Жукова, и Покрышкина, и Курчатова. Аппетит приходит во время еды.
ГАГАРИН. Не перегибаешь?...
КОМАРОВ. Разве могу сказать что-нибудь против Генерального Секретаря ЦК КПСС? Это раньше был всего лишь Первый, а теперь... Гагарин снова взял газету. Посмотрел, бросил.
ГАГАРИН. Чушь какая-то. Я бы перестрелял этих писак.
БЕЛЯЕВ. Но дружишь с ними.
ГАГАРИН. С кем дружу, те не пишут так.
БЕЛЯЕВ. Пишут. Умнее, но пишут. И тебе помогают выступать.
ГАГАРИН. А ты безгрешен? Кто тебя опекает во время поездок? Ты-то сам пробовал когда-нибудь отказаться от передовицы или другой статьи, которую ты и в глаза никогда не видел? Тебе подсовывают первую страничку или последнюю, упирают на сроки, на десятки разрешающих виз и готово. Попробуй отказаться. А потом читаешь, и плеваться хочется. Но вокруг все почему-то в восхищении, и невольно думаешь, что может быть так и надо.
КОМАРОВ. И мы грешны, батюшка, грешны. Только все основные силы на тебя брошены. Ты им больше нужен.
ГАГАРИН. Не замечал за вами зависти.
БЕЛЯЕВ. И правильно. Только не хочется нам с Володей, чтобы нас за Ванек держали. Да и ты, вроде, не дурак.
ГАГАРИН. Можно поконкретнее.
БЕЛЯЕВ. Конечно можно. У нас давно зрело решение поговорить, наконец, друг с другом на чистоту. Ты не возражаешь?
ГАГАРИН. Нет, Павел Иванович. Только, наверное, раньше надо было. А сейчас как-то даже и непривычно... Мы действительно все изменились.
КОМАРОВ. Вот потому мне и надоело все это. Не хочу быть пешкой в чьих-то руках. Я сам только недавно понял, что ради престижа нас гоняли и сейчас гонят в космос... Тут вообще нет речи о науке... И тем более о повышении жизненного уровня трудящихся. Ничего пока мы народу не даем. Забираем, это точно, и огромные средства.
БЕЛЯЕВ. По зрелому рассуждению все гораздо проще. Нас купили и все. Купили с потрохами, а теперь требую расчета. Мы же как камикадзе – пожили и хватит. Если повезет, еще поживем. А нет – извините. За все заплачено.
ГАГАРИН. Но почему? Я не предлагал себя к купле-продаже.
КОМАРОВ. А тебя и не спрашивали. Тебе предлагали – ты брал. Молча брал, как должное. И это устраивало все стороны. Когда нужно было, мы все делались глухими и слепыми. Противно было временами, но со временем привыкли.
ГАГАРИН. А как же идеалы, Володя?
КОМАРОВ. Я тоже идеалист и тоже сижу в этом дерьме. Но вот парадокс. Чем выше поднимаешься, тем больше видишь, узнаешь и идеалы начинают тускнеть. Затем приходит время решать, что же делать дальше, как поступать? И прежние идеалы ох как больно начинают бить. И все по мозгам! По мозгам!
БЕЛЯЕВ. У честного человека, Юра, возникает слишком много вопросов. Ради чего? Какой ценой?
ГАГАРИН. И все-таки... Я понимаю, что по некоторым коммунистам тюрьма плачет. Леонид Ильич слишком добр и терпелив, но ведь… Беляев с Комаровым переглянулись. И обобщать нельзя. Вы сгущаете краски. Не может вся страна испачкаться. Иначе... Нет! Я не могу этого представить.
БЕЛЯЕВ. Вот и давай разбираться спокойно, не торопясь, но справедливо. Так учили меня родители с детства.
КОМАРОВ. Я тоже пытаюсь, хотя и не пришел к окончательным выводам. Вот, например, меня в последнее время очень заинтересовали работы Ленина.
ГАГАРИН. Ленин? Сергей Павлович тоже об этом настойчиво говорил.
КОМАРОВ. Наверное, мы шли одной дорогой... Я увидел, как много непримиримого и даже жестокого проповедует Ленин.
БЕЛЯЕВ. Наверное, там корни нашей обездоленности и неуступчивости... Я раньше не верил в лагеря по перевоспитанию. А летом, по случаю, мне их показали и рассказали о них ребята из КГБ. Признаюсь, мне стало страшно. Они ведь думали, что я и так все знаю. Просто доказывали свою причастность к столь великим делам, а значит и к моему предполагаемому кругу элиты. Вот и добавляли новые подробности, детали. Вот только я не знал, что принадлежу к элите нашего общества, которой все дозволено. Ошиблись ребята.
ГАГАРИН. Я тоже слышал об этих лагерях. Но все-таки, нельзя вот так по одному...
БЕЛЯЕВ. Раскрой глаза, наконец. Или ты уже привык с легкостью отбрасывать лишнее, беспокоящее совесть? Так и друзей можно выбросить из собственной жизни.
ГАГАРИН. Да что вы, Павел Иванович! Чепуха какая!
БЕЛЯЕВ. Ладно. Мы все сейчас в особой ситуации. Или-или... Ты что, действительно не понял ничего?... Хорошо. Я скажу еще кое-что о себе... Но можем и твою линию проанализировать. Как хочешь.
ГАГАРИН. Конечно мою.
БЕЛЯЕВ. Ты не забываешь, что соврал на пресс-конференции, сообщив, что приземлился в спускаемом аппарате?
ГАГАРИН. Мне удалось не сказать об этом напрямую. И потом, Сергей Павлович...
БЕЛЯЕВ. Мы сейчас не рассматриваем причины. В том же Сообщении ТАСС было, что космический корабль пилотировался космонавтом. В чем, скажи, была твоя пилотская функция? Ты же сидел как Стрелка, но обман был просто приятен... и выгоден многим. Ты чуть не угробился, когда несколько минут не было разделения с приборным отсеком, но в статьях об этом нигде не упоминается. Полный ажур, как впрочем, и во всех наших полетах... Мне продолжить?
ГАГАРИН. Да.
БЕЛЯЕВ. Хорошо. Поговорим о привилегиях. Ты полковник. Скоро пошлют на генерала, хотя должен быть капитаном по срокам. Ты заместитель Начальника Цента подготовки космонавтов по науке и испытаниям, командуешь учеными, даже докторами наук, инженерам, а сам еще даже не имеешь высшего образования.
ГАГАРИН. Осталось совсем немного.
БЕЛЯЕВ. Но и не так мало. Ты в должности два года. Получается как у царей. Только родился и уже полковник лейб-гвардейского полка и с орденом Анны на шее.
ГАГАРИН. Да не просил я никого об этом.
БЕЛЯЕВ. Знаем. И все-таки тебя назначили. Почему?
ГАГАРИН. А черт его знает. Не думал об этом. Хотел всегда оправдать доверие и все.
КОМАРОВ. Все-таки чуть-чуть ты хотел быть начальником.
БЕЛЯЕВ. Вот именно... Разработчики нашей системы рассчитывали просто. Они тебя выдвинули. Значить, ты им много должен и они могут держать тебя в своих руках. А ты в свою очередь, будешь очень, даже очень стараться, чтобы удержаться на вершине власти. Тоже будешь строить свою систему ниже. И особенно сильно будешь грызть других именно з-за отсутствия у тебя высшего образования. Будешь компенсировать его агрессивностью. Сюжет знаком и многократно проверен.
ГАГАРИН. Да на черта она сдалась мне это должность!?
БЕЛЯЕВ. А вот это могу понять я, Володя, другие летчики. Но сверху этого не понимают. И потому, похоже, проигрывают. Они до сих пор не могут понять, почем ты так стремишься помогать совсем незнакомым людям. Не понимают и потому еще больше боятся этой твоей деятельности. Никто не может предсказать, что ты выкопаешь в очередной раз, а главное как поступишь. Тебе снисходительно разрешали добиваться результатов, но только там, где ты не делал больно системе. Ведь тебе ни разу не удалось помочь тем, кого преследовали за инакомыслие. Особенно показателен случай, когда ты взбрыкнулся против нового Начальника Центра Одинцова, следовательно, против воли партии. Тебе сразу показали твое место, хотя и Одинцова потом перевели на другую должность.
ГАГАРИН. Значить, я все-таки был прав?
КОМАРОВ. Ты был не прав, Юра. Одинцов дважды Герой Советского Союза, окончил Академию
