Быковский и Николаев.
НИКОЛАЕВ. Так ты согласен со мной?
БЫКВСКИЙ. Нелюбов прочнее. Профессиональнее. За ним дела. А лозунги... Мне ближе факты. Входит Иванов. Вот, кстати, и инструктор. Вас можно спросить?
ИВАНОВ. Давай покороче. Каманин ждет.
БЫКОВСКИЙ. Кто на тренажере работает лучше всех?
ИВАНОВ. Пожалуй, Бондаренко... еще Нелюбов. Разницы мало.
БЫКОВСКИЙ. При чем здесь Бондаренко?! Ведь он салага даже по сравнению со мной. Другое дело Нелюбов! Фигура!
ИВАНОВ. Слишком красуется за пультом. У таких финал бывает некрасивым.
БЫКОВСКИЙ. Ошибок не делает?
ИВАНОВ. Грубых нет. Иногда даже инструктора поправляет. Но все дело в том...
БЫКОВСКИЙ. Вот-вот. Самолюбие задето. Но зачем же зря придираться к человеку?!
НИКОЛАВ. Вот и дай человеку высказать мысль.
БЫКОВСКИЙ. Опять пойдет песок... Я слушаю.
ИВАНОВ. Григорий пропадет, если до полета не почувствует всю горечь своих возможных ошибок. Он может утвердиться в мысли, что все для него ерунда, все несложно и просто. Надо заставить его работать с мыслью а не только автоматически действовать по заранее заданной и легко усвоенной программе... Пока, ребята, он робот. Совершеннейший, но робот. Боюсь, что от обыкновенного этического вопроса у него может сгореть предохранитель. И в космосе некому будет заменить эту деталь. Ведь то, что вы сейчас отрабатываете на тренажере, это всего лишь тысячная часть возможных осложнений на орбите. Вы получаете базу знаний и навыков. А в полете нужно будет на этой базе провести анализ и только потом решать.
БЫКОВСКИЙ. Неправда. Он думает. И даже очень быстро... Мне не успеть за ним.
НИКОЛАЕВ. И смотрит за это на тебя презрительно. Победно. А сам всего лишь отработал очередную нештатную ситуацию на тренажере на пару секунд быстрее тебя. В этот момент даже я хочу избить его, или хотя бы встряхнуть так, чтобы ему стало страшно.
БЫКОВСКИЙ. Зависть страшная не есть хорошо, Андрюша.
ИВАНОВ. Еще раз повторюсь. Посмотрел на часы. Вы все отрабатываете стандартные аварийные ситуации, действия по которым разработали ученые и конструкторы. В реальном полете они могут быть совершенно другими. Важны не знания отлично заученные, а умение использовать эти знания навык в совершенно иной обстановке. Пойми. Некоторые навыки, доведенные до автоматизма, если их использовать не в стандартных ситуациях, могут оказаться гибельными для оператора.
БЫКОВСКИЙ. И тут Бондаренко, Гагарин и кто там еще... просто незаменимы. Детский сад.
ИВАНОВ. Что касается Бондаренко. Отрабатывая отказ в режиме спуска, он сознательно нарушил рекомендованный порядок действий, и потом доказал их правильность. Он уже сейчас использовал свои знания для отработки новых, им самим придуманным, вводным. Похоже действует и Гагарин. Они не боятся даже сейчас брать на себя ответственность в принятии решений.
БЫКОВСКИЙ. Вы же сами требуете, чтобы в полете никто ни коим образом не нарушал инструкции, разработанные учеными. Вы просто вдалбливаете это нам в мозги.
ИВАНОВ. А он ее и не нарушал. Просто усложнил свою задачу и вышел из нее с честью. А инструкции... Их ведь тоже пишут люди. На орбите поздно будет их дополнять.
БЫКОВСКИЙ. Все равно нарушил.
НИКОЛАЕВ. Не ершись. Ты же все прекрасно понял.
ИВАНОВ. Я уверен, что Гагарин и Бондаренко примут в нестандартной ситуации самое верное решение.
БЫКОВСКИЙ. И спасибо вам скажут. Хочется хоть чуточку славы урвать. Верно? А Юра он добрый. С кем хочешь поделится. Не то, что Нелюбов Он каждого на свой шесток посадит и не вякай. А вам это не нравится.
ИВАНОВ. Рожденный ползать, летать не может. Так что ли?
БЫКОВСКИЙ. В точку.
ИВАНОВ. Жаль мне вас. И спорить с вами, похоже, бесполезно. Вам ведь не совет нужен, а подтверждение вашего мнения. Вы из тех, кто делит людей на белых и черных. Знаю я таких. Тоже плохо кончали. Извините. Уходит.
НИКОЛАЕВ А ведь инструктор прав, Валера. Ну чего ты завелся? Я вот тоже думаю так, как он. Случись что на орбите, без помощи Земли не обойтись. Но окончательное решение все-таки придется принимать самому. А если связь с Землей пропадет? Мозги нужны всегда, Валера.
БЫКОВСКИЙ. Это исключительный факт.
НИКОЛАВ. Правильно. Только никто никогда не знает когда эта исключительность произойдет. Так что не завидую я первому. А Григорий... Я уверен, что он после первого полета ничего нам толком не расскажет. Разве что на коленках к нему приползем с униженной просьбой. Он козыри выкладывать не любит. А Юра ничего скрывать не будет.
БЫКОВСКИЙ. Возможно, в этом и есть доля истины. Но... с самим заданием все-таки лучше справится Нелюбов.
НИКОЛАЕВ. Опять за свое. С программой первого полета справится любой из нас. А что потом?... Ладно, пошли к ребятам. Уходят.
Гаснет свет. Затем справа в свете прожектора появляется Попович.
ПОПОВИЧ. Как же мне быть, черт возьми?... Я полететь не могу. Неудобно называть себя. Да и готов как все, но не лучше. Гриша Нелюбов, конечно, ас, но уж больно груб и заносчив... Бондаренко молод. Может сломаться. Вот разве Гагарин... Должен признать – ошеломил он тогда всех своим поступком. Признаться в собственной слабости, сознавая при этом, что тебя могут счесть трусом... И кому признаться?! Самому Королеву, о резкости которого ходят легенды... У меня в первые месяцы подготовки тоже был момент – боялся совершать затяжные парашютные прыжки. Боялся! Но об этом знал только я!
А вот так как он... Бравада это или тонкий расчет? Мужество или... Как оценить? Он храбр до глупости или умеет спокойно рассчитывать свои варианты? Он карьерист или... Черт побери! Так хочется слетать, что начинаю поиски черноты уж слишком рьяно... И все же, Гагарин. Как же он тогда решился?... Было это в конце лета 1960 года. В то день мы как обычно работали каждый по своей программе. Одни заканчивали суточную программу по выживанию, пройдя добрый десяток километров в неуютном лесу. Другие закончили вращение на центрифуге. Кто-то успешно сдал зачеты по конструкции корабля... К концу дня, усталые и измотанные, все уже предвкушали кратковременный отдых в домашней обстановке, как вдруг последовала команда: «Собраться всем в классе». Собирались не охотно, не спеша.
Гаснет свет. Затем освещается классная комната. У окна стоит Гагарин. Входят космонавты. Кто-то дремлет за столом. Входит Валя.
ВАЛЯ. Юра! Наконец-то. Еле нашла. Что ж ты, домой, сразу не пришел?
ГАГАРИН. Сбор объявили. Вот и пришлось сразу сюда. Что-то случилось?
ВАЛЯ. У нас все в порядке. Подает письмо. Папа заболел. Мама просит приехать.
ГАГАРИН. Езжай. Конечно, езжай. Разве может быть другое решение?
ВАЛЯ. А ты?...
ГАГАРИН. Я не могу... Не могу, Валюша. Пойми. Сейчас такая напряженная обстановка! Мне просто не позволят.
ВАЛЯ. А если я сама попрошу Каманина?... На три дня...
ГАГАРИН. Нет... Нельзя мне сейчас уезжать, Валя! Ну как тебе объяснить?!
ВАЛЯ. Мир расколется на части! Советский Союз завоюют американцы! И все это за три дня без тебя. Не смеши.
ГАГАРИН. Я просто отстану от ребят. Догнать их будет чрезвычайно трудно. А кое в чем и невозможно.
ВАЛЯ Мама пишет, что папа очень просит, Юра. Ну, хоть на день! Это же совсем рядом.
ГАГАРИН. Прости... Сейчас не могу. Отец твой поймет. Он ведь знает, что такое военная служба.
ВАЛЯ. В этом то и вся суть, что знает... Только он болен. Очень болен! Короче говоря,... Я уже говорила
