героиней, и они куда охотнее поверят мне, чем тебе. Только попробуй сказать кому-нибудь, что я не в своем уме!
— Дура! — тоскливо протянул Кирилл. — Тебе мерещится опасность там, где ее нет, а очевидного замечать не хочешь. Пойми, этот тип мне не внушает доверия. Ну подумай сама, чего ради ему сидеть с тобой целыми днями? Ты думаешь, он в тебя влюбился? Да посмотри на себя! Ты сейчас похожа на мумию. Или, может, он тебе вешает лапшу на уши, что любит тебя за красивую душу?
Нюта тоже не понимала, что привлекло в ней Алека. Подумав, она решила — наверное, то, что теперь ее считают героиней. Да и какая, в сущности, разница — лишь бы он был с ней, лишь бы не уходил. А вот Кириллу следовало объяснить все раз и навсегда. Конечно, она не станет ему рассказывать про Макса и про то, как похож на него Алек, но тушинец должен понять: отныне своей жизнью она будет распоряжаться сама.
— Знаешь, у меня болит голова и совершенно нет ни сил, ни желания спорить с тобой или выслушивать твои истерики, — сухо сказала она. — Будь добр, оставь меня одну. И учти — хочешь ты того или нет, но на Улицу 1905 года Алек поедет вместе с нами. Он мне это обещал.
— Конечно, чего бы ему не пообещать? — скривился Кирилл. — Все равно ведь по пути.
И удивился, увидев недоумение в глазах Нюты.
— А разве он тебе не рассказывал? Я был уверен, что ты знаешь, вот и тянешься к нему из-за своей навязчивой мании. Получается, он скрыл от тебя даже это…
— Что «это»? — прошептала Нюта, холодея от внезапной догадки.
— Что живет на Беговой. Нюта! Что с тобой, Нюточка?
Нюта лежала без сознания. Кирилл кинулся искать врача.
Глава 10
НОВЫЕ ЗАДАЧИ НОВЫХ ПРАВИТЕЛЕЙ
Верховный сидел у себя в шатре. Мысли, которые его одолевали, трудно было назвать веселыми. Он думал о том, что здоровье его не улучшается, а годы все чаще дают о себе знать. И так странно, что удалось столько протянуть в подземке. Он попал сюда цветущим сорокалетним мужчиной, но не успел оглянуться — а ему уже седьмой десяток. Здесь обычно столько не живут. Конечно, он мог позволить себе питаться лучше других и не рисковать понапрасну, но и это не помогало: в последнее время Юрий все чаще чувствовал упадок сил. Невидимые смертоносные частицы радиации просачивались всюду, попадали в организм с зараженной пищей и водой. Хоть он и избранный, а дышать приходилось тем же воздухом, что и остальные.
Наверное, ему не так уж долго осталось, и все сильнее хотелось оставить сыну крепкую империю и незыблемую власть, хотя надежд на это с каждым днем оставалось все меньше. После смерти Зои и побега этой светловолосой гадины станцию будто кто сглазил. Верховный попытался было, воспользовавшись суматохой после нападения водяных, прибрать к рукам соседнюю Тушинскую, но ему дали отпор. Правда, под шумок удалось захватить девчонку, которую и принесли в жертву вместо беглянок. И без того неслыханный факт — первый раз за долгие годы девушка была всего одна, и другую было взять негде — люди на станции и так уже недовольно роптали. Впрочем, спустя некоторое время одному из сталкеров удалось притащить откуда-то еще одну девчонку, но Верховный решил, что лучше до поры до времени оставить ее про запас. Решил, а теперь сам уже был не рад. Держать похищенную под стражей было бы слишком хлопотно, а деться ей со станции все равно было некуда: после побега предыдущих жертв патрули в туннеле были усилены, а самим патрульным запрещалось спать или пить алкоголь на посту под страхом казни. В результате девчонка целыми днями слонялась по станции, во все совала свой любопытный нос, все комментировала, и Верховного это уже начинало раздражать.
Но он-то еще может сдерживать этот сброд железной рукой, заставить их подчиняться своей воле. А вот на Игоря, сыночка и наследника, черт бы его драл, надежда слабая. Парень совсем расклеился с тех пор, как сбежала Нюта. Нет бы взяться за ум, найти себе жену, порадовать отца внуком, пока не поздно. Ведь в его власти было выбрать любую девушку на станции — никто не осмелился бы перечить воле Верховного. Правда, девушки их красотой не отличаются, что верно, то верно. Но ведь не о красоте надо думать в первую очередь, а о здоровье, чтобы родила крепких детей и род его не пресекся.
Раньше Верховный даже был согласен на то, чтобы сын выбрал невесту у соседей, на Тушинской, но после недавнего конфликта об этом и думать было нечего. «Впрочем, почему, собственно? — мелькнула вдруг спасительная мысль. — Наоборот, вот чудесный повод помириться или, по крайней мере, сделать вид.
Мол, мало ли что бывает между соседями? Кто старое помянет, тому глаз вон, а худой мир лучше доброй ссоры. Давайте же, дорогие тушинцы, породнимся и заживем еще лучше и дружнее, чем прежде. А там, не успеют они опомниться, как я на правах старшего родственника приберу власть к рукам и введу свои порядки».
Огорчало одно: все эти радужные планы были бы вполне выполнимы, являйся сын его верным сторонником и союзником. Верховный же в последнее время был почти уверен, что Игорь его ненавидит. Небось, только обрадуется смерти отца и сразу отменит жертвоприношения. А того не понимает, дурачок, что людишек нужно держать в постоянном страхе, только тогда будет порядок. А то вон на Тушинской развели демократию, понимаешь, позволяют обсуждать бургомистра всем кому не лень. Ничем хорошим это не кончится. Где нет страха и почтения низших к высшим, там нет и дисциплины. Где нет дисциплины — нет порядка. А без порядка при первой же серьезной опасности все разваливается, как домик из песка. Да, пока тушинцам еще удается противостоять внешним врагам, будь то монстры или люди, но ясно, что уже из последних сил…
До Верховного донеслись странные звуки — поблизости кто-то играл на вконец расстроенной гитаре и жалостно выводил что-то про комнату с белым потолком, и о надежде что-то. Хочу, мол, быть с тобой. Игорек, конечно. Опять напился и куролесит, не понимая, что не до песен сейчас. Вместо того, чтобы быть слабеющему отцу опорой, сам на него озлобился и других настраивает. Э-эх!..
Звякнул колокольчик у входа. Верховный, погруженный в невеселые думы, проигнорировал сигнал, но посетитель ввалился в шатер, не дожидаясь его приглашения. Еще один нехороший признак — раньше люди такого себе не позволяли. Что еще возмутительнее, сердито сдвинутые брови Юрия не произвели на вошедшего никакого впечатления. Он двигался так стремительно, что задел головой подвешенные к потолку пестрые веера, и они закачались. Плюхнувшись без приглашения на цветастые замусоленные подушки и чуть не сбив статуэтку собакоголового бога, человек бросил перед главой Спартака листок бумаги с каким-то рисунком и написанным от руки текстом. Как будто это было дело необычайной важности.
— Что это? — брезгливо спросил Верховный, поднимая листок двумя пальцами. Но он уже и сам видел — что. С замусоленного клочка бумаги на него смотрела вооруженная автоматом девица в защитном комбинезоне и с развевающимися, точно под сильным ветром, волосами. Сходство с Нютой было так велико, что вряд ли могло являться случайностью.
«Девушка, победившая Зверя», — прочел Верховный подпись под рисунком и, не сдержавшись, матерно выругался.
— Листовка, — зачем-то пояснил и без того очевидное вошедший и добавил: — Щербатый нашел, когда недавно в большое метро пробирался.
— Он что, по поверхности шел? — машинально спросил Юрий.
Вошедший пожал плечами, подумав: «Сдал правитель, ничего уже не помнит». Но вслух почтительно сказал:
— Да ведь я еще раньше докладывал — в том месте, где в туннеле от Полежаевской к Беговой завал начинается, наши ребята ход на поверхность прокопали. Поверху совсем немного надо пройти, и можно попасть в большое метро. И вот, пожалуйста! Эти бумажки какой-то энтузиаст на Баррикадной изготавливает и продает.
— Интересно, она знает, что ее мать жива? — забывшись, проговорил Верховный.
Вошедший пожал плечами — его самого волновало совершенно другое, что он и поспешил
