— Что, не могут поверить, что звезда курса и гордость родителей героинит?
— Ну. Их чуть кондратий не обнял. Я аж испугался, думал, порвут. А еще у них бабушка — до сих пор какой-то кардиологией рулит. Так что протяни-ка ты пару пленок[24], для разборки. О, возвращаются!
— Вас к телефону.
Веня взял трубку:
— Да. Северов… Да… Острое парентеральное отравление неизвестным препаратом наркотического действия… Нет, вежливо и корректно… Убедить не могу… Уже консультировался… Заинтубирован… Стабилен… Прошу токсикологов в помощь… Вот пусть от них и услышат… Понял… Возьмите трубку.
Я склонилась к его уху:
— Ну, чего там?
— Порядок. Сейчас кишкомои[25] приедут, разводить будут… О, смотри, оживает.
Клиент потянулся рукой к трубке.
— Стой-стой-стой, не дергай. Не дергай, говорю, связки вырвешь. Ты меня слышишь?
Тот кивнул.
— Понимаешь?
Опять кивнул.
— Трубку я сам выну. Ты лучше скажи: сколько? Четверть?
Молодой юрист пожал плечами.
— Друг, у тебя свежая дырка в левой локтевой. Ну — четверть[26] ?
Тот показал пальцем на Веню: ваша, дескать, вы сделали. Вот суконец!
— Ай-ай-ай, как не стыдно! Мы тебя, паренек, ничем не кололи.
Северов пересек ножницами тонкий прозрачный шланг; манжетка ниже голосовой щели сдулась, позволив трубе беспрепятственно покинуть трахею.
— Лежи, не вставай. Герыч?
— Что?
— Не валяй дурака. Думаешь, ты у нас первый такой?
— Ничего я не знаю.
— А дырка откуда?
— Отстаньте от него, он же вам сказал…
Веня хмыкнул.
— В левой локтевой области след от инъекции. Мы, как вы изволили возмутиться, никаких уколов не делали. Напрашивается вывод.
В дверь позвонили. Вошли токсы.
— Ну?
— Се человек. Двадцать два года. На момент осмотра сознание отсутствовало, реакция на внешние раздражители тоже, зрачки узкие, на свет не реагировали. Выраженный цианоз[27], периоды апноэ[28]. След инъекции в левой локтевой. Интубация трахеи, ИВЛ кислородом.
— Чё говорит?
— Ничего. Глухой отказ.
— Ну-ну. А чё вызвали-то?
— Старший приказал. ВИП-персоны.
Спец посмотрел на главу семьи. Тот вышел вперед:
— Я — депутат Законодательного собрания Зверинцев, моя жена входит в совет директоров телекомпании ВГТРК «Пятый канал», а ее мать заведует кафедрой…
— Ну и что?
Депутат как на стену с разбегу наткнулся.
— Как что? Мы порядочные люди, — он сделал акцент на порядочные, — наш сын учится на юридическом, он лучший на своем курсе, — Северов пихнул меня в бок, — а этот… утверждает, что наш сын наркоман.
— Что ж, бывает.
— Я вижу, вы тут все заодно. Я этого так не оставлю, я — депутат Законодательного…
— И что нам теперь, во фронт встать? Ура троекратное? Диагноз очевиден. Не верите — не надо. И пугать нас тоже не надо. В больницу поедет?
— В какую?
— В токсикологию.
— Еще не хватало!
Токсиколог обернулся к своим:
— Сделай ему налоксон, и едем отсюда.
— Так мы свободны?
— Валяйте.
Двинули к выходу. В дверях Веня остановился.
— А ведь я оказался прав, любезный.
Нас старательно не замечали.
— Извиниться, как я понимаю, желания нет?
— Ну что ты, Вень! Они нас и за людей-то не держат.
Аристократы помойные.
Черемушкин
Лариска проставилась. Сидели в столовой, теснились, роняя пепел в жестянки. Ополовиненная северовская текила, тягучий оранжевый «Адвокат». — Поздравляем, Ларис. Удачи тебе и здоровья несокрушимого. Держи! Электрическая зубная щетка. — Оба-на, дай заценить! Включают, меняют режимы, слушают, как жужжит. — Вещь! Помесь вибратора с унитазным ершиком.
— Универсальная штука. Мне, пожалуйста, пейджер с вибратором. Заказ понял, мадам. Вопрос: что во что встроить?
— Говорят, уже холодильники стали выпускать со встроенными телевизорами, для кухни.
— Ага, и мобильники с искусственной вагиной.
— А чего, запросто. Помнишь, везли бойца в академию и на Фонтанке в пробке застряли? Рядом мерс, стекла тонированные, левое боковое приспущено, чел за рулем достает член, натягивает на него трубку, сует шнур прикуриватель — и сидит, тащится. А мы-то в «форде», мы выше, нам-то как на ладони…
— Кстати, насчет ладони… Шереметьев на инфаркт приезжает, а там дедушка: ой, кричит, помираю, скорее дайте мне в попу чего-нибудь! Шеремет ему: дадим, говорит, дедуленька, конечно дадим. И на публику: мы даем в попу, в руку и под язык…
Накурили — не продохнуть. Разномастные кружки, гнезда шоколадных конфет, блюдца с остатками тортика. Хoxoт, гвалт, запотевшие стекла.
— Окно откройте, пусть проветрится.
— Холодно. Че, дай куртку.
Леха сидела с Северовым. Я готов был поспорить, что утром они уйдут вместе, и в глубине души я ей даже завидовал — за несколько дней она узнает его больше, чем я за несколько месяцев.
Сейчас она расписывала сегодняшнее столкновение с Третьяковым.
— Смотри, Вень, он у нас карты вызовов рецензирует. Облажаешься — крышка!
— Вот как раз там у меня все в ажуре — ни одна падла не подкопается. Вплоть до орфографии и
