— Я все-таки в первый раз.
— Ну и что? Все когда-то в первый раз начинали. Быстрее научишься.
— А вот ты куда в первый раз поехал?
— В Москву. У меня там девушка появилась, и я к ней на выходные ездил.
— Стопом?
— Ага. В пятницу выезжал, субботу с ней, а в воскресенье утром обратно.
— Круто! Ну, нынче ночью наш приятель Леандр снова поплывет через Геллеспонт…
— Восемьдесят шестая. Черемушкин, Северов.
— Пошли, а то вдруг там Виола с секундомером…
Школа. Спортзал. Девочка. Упала с брусьев, стукнулась головой. Уложили ее в салон, накрыли куртками — не нагрелась машина, — и повезли с сотрясением в Раухфуса. И в пятый бокс, туда, где закрытые черепа высаживают.
В пустом боксе плакал маленький мальчик.
— Ты чего ревешь, старикан?
— Я хочу домой. Я хочу к маме. Я хочу позвонить.
— Ты один здесь?
— Один.
— А телефон помнишь?
— Помню. И тети Ани телефон помню. Я хочу позвонить.
— Твои знают, где ты?
— Тетя Аня знает. И мама… наверное.
— Тебе не дают позвонить?
— Да. Попросите их, пожалуйста. Я не хотел сюда ехать. Я хочу домой.
Он плакал навзрыд, взахлеб, как плачут маленькие дети. Лицо в синяках и ссадинах, полоска засохшей крови на волосенках. Грязные руки, нестираная одежда, порванные ботинки. Грязный бело- зеленый шарф. Почему-то этот шарф меня особенно тронул.
— Подожди минутку, дружище, сейчас разберемся, хорошо?
Мы подошли к регистратуре.
— Что привезли?
— Тринадцать лет, сотряс. Из школы. — Северов отдал направление, протянул на подпись историю. — На физкультуре упала. Средней степени сотряс.
— Номер школы и класс написали?
— Так точно. А что там за парнишка сидит, в пятом? Плачет, позвонить хочет…
— С милицией привезли. Мать родительских прав лишили, но он все еще с ней живет — запутки там какие-то с детским домом. А она его лупит. Соседи 02 вызвали — совсем озверела сегодня. Пока у нас, а когда решится с детдомом, туда отправим.
— Пьет мамаша?
— Ну, а как ты думаешь?
— А чего позвонить не даете?
— Куда?
— Домой.
— Ты видел его?
— Да.
— Вот и не задавай дурацких вопросов.
Он рванулся к нам, как утопающий к шлюпке.
— Не разрешают, дружище. Честно.
Мальчик снова заплакал.
— Я хочу к маме. Я хочу позвонить — иначе она не приедет. Если нельзя маме, я позвоню тете Ане, она ей напомнит. Я не хотел сюда ехать. Я хочу домой.
— Но ведь тебя дома бьют.
— Я привык. Позвоните вы, пожалуйста. Я хочу домой…
Мне казалось, что душа у меня давно запеклась. Но сейчас корка треснула и из-под нее потекла кровь. Я ничего не мог сделать.
Веня молча протянул свою двухцветную ручку и несколько чистых, четвертых листов. У меня в кармане завалялась конфета, с Лехиного дня рождения, и я отдал конфету ему.
— Держи, старик. Извини, пожалуйста.
Он плакал. Мы вышли. В горле першило. Северов кое-как отзвонился. Мы ехали на станцию, и мне было так плохо, так плохо — как никогда еще в этой жизни…
— Вень, давай возьмем, а? Уж очень хреново.
— Денег нет.
— Я у водил займу, потом отдадим, О'кей?
Сидели в салоне, прихлебывали. Курили — отпускало.
— И ведь он ее действительно любит.
Северов выругался. Я продолжил:
— Знаешь, я их столько видел — и не цепляло ни разу. Нет, цепляло, конечно, но так, как сегодня, нет. Один раз, помню, приехали в ханыжник на ножевое, а там, помимо раненого, еще трое. Отметелены в кровь — менты постарались. Они в кладовке, по звуку, нашли чемодан, а в нем грудничок: ревел нон- стопом, бухать мешал. Мокрый, обкаканный, ползунки снимаем — в руках распадаются.
Веня выругался еще раз.
— Короче, срезали перепревшее, а через несколько дней жалоба: суки-…ляди, врачи-вредители, порвали последнее, а мы бедные-голодные, сами не местные… требуем компенсировать стоимость.
— Та же фигня: брал мальчишку с бамперными переломами и штаны с сапожками распорол — так родители мне счет предъявили. Хорошо, начальник адекватный, сразу их на хер послал.
Он завинтил пробку и достал «полицай»:
— На. Подъезжаем уже.
— Драгоценные мои, ну кто ж ожоги-то маслом мажет?
— Так это… всегда ж маслом. И в книгах пишут.
Ожог небольшой, процентов пять, но намазали маслом и из первой степени получили вторую. Я открывал ампулы, Веня вытряхивал в тарелку новокаин.
— Мы в справочнике посмотрели, там облепихой советуют…
— Покажите.
Толстая, в яркой обложке — Энциклопедия народной…ля, медицины.
— В печку ее! — Он с треском перекрутил упаковку стерильного бинта. Бумага треснула. — Запомните и другим расскажите: холодная вода с чистой повязкой — все! Никакого масла, никакого мумия, никаких кремов: ни-че-го.
— А потом что делать?
— Об этом вам подробно расскажут в травме.
— А обратно вы отвезете?
— Нет. Ноги у нее целы, сама дойдет.
— Восемьдесят лет все-таки…
— Бомбилу поймаете. Ждем вас в машине, не задерживайтесь, пожалуйста.
Вышли на лестницу.
— Вот всегда меня, Феликс, это накрывало. Ездишь стопом, значит, халявщик, а сами при этом ну ни единой возможности не упустят, чтобы на шаромыгу. Обратно им… Кстати, знаешь, откуда слово пошло?
— В восемьсот двенадцатом, когда наши Наполеону накидали и французы по морозу домой шли.
