это очень личное. Ей нравится рассказывать мне всякую всячину перед сном. Тайна — это высокая материя, почти как сон. Это способ задержать движение, остановить мир, чтобы увидеть в нем себя. Вот почему вы здесь. А я всего лишь выбрал время и место. Вы приехали, даже не спросив, зачем. Не посчитались с риском для своей карьеры, связавшись с Уолтером Эвереттом-младшим после всего, что произошло. Вы здесь потому, что в тайнах есть нечто живительное. Моя дочурка очень щедро делится секретами. Честно говоря, напрасно. Разве не секреты придают ей силы, делают личностью, помогают лучше узнать себя? Как она поймет себя, если будет раздавать секреты направо и налево?
Двое ждали.
— Вторжение провалилось, потому что высокопоставленные чиновники не проанализировали основных посылок. Их властно захватил дух действия. Они с радостью приняли предположения других. Так безопаснее. Четкого плана так и не разработали. Никто ни за что не отвечал. Некоторые понимали, что близится крах. Но они пустили все на самотек. Сами же оказались в недосягаемости. Они хотели, чтобы все получилось само собой. Они давили на этих вооруженных эмигрантов, чтобы те убирались из Флориды на свою чертову Кубу. Вряд ли кто-нибудь потрудился задуматься, что станет с ними после того, как мы высадим их на берег. Вот тут-то в дело включились мы. Мы были на аэродромах, или на борту кораблей, или заперты в казармах вместе с эмигрантскими лидерами. У них были сыновья и братья среди погибших, а вооруженные американские солдаты не выпускали их из казарм в Опа-Лока. Что я мог сказать этим людям? Я чувствовал себя вестником чумы и смерти. А потом — долгое медленное падение. Я хотел освятить наш провал, увековечить его. Если нам не удалось победить, давайте выжмем все возможное из поражения. Этим мы и занимались в самом конце, когда пытались поддержать тление. Пустое занятие.
Они ждали, терпеливые и внимательные.
— Движение нужно реанимировать. Операции, которые Управление осуществляет с Флорида-Киз, — всего лишь мелкие уколы. Нам нужен взрыв. Дж. Ф.К. движется к тому, чтобы урегулировать разногласия с Кастро. С одной стороны, он полагает, что революция — болезнь, которая может распространиться на всю Латинскую Америку. С другой стороны, осуждает рейды боевиков и пытается заполучить бригады в армию Соединенных Штатов, где они будут под присмотром. Если мы хотим еще одного вторжения — на сей раз полномасштабного, без ограничений, без условий, — нам нужно действовать как можно скорее. Мы должны вывести кубинский вопрос за рамки всех этих изящных маневров. Нам нужно событие, которое взволнует и потрясет эмигрантское сообщество, да и всю страну. Мы знаем, что у кубинской разведки есть люди в Майами. Нужно организовать событие, которое будет выглядеть так, будто они нанесли удар в самое сердце нашего правительства. Настало время играть по-крупному. Хватит с нас полумер, отговорок и промедлений.
Мимо проехал пикап, и они подняли стекла, чтобы в машину не занесло пыль. Водитель как бы помахал им, не отрывая ладонь от руля. Они подождали, пока пыль уляжется, затем открыли окна. Уин несколько секунд помолчал, после чего заговорил снова.
— Некоторых событий ждешь всю жизнь, сам о том не догадываясь. Потом они происходят, и сразу понимаешь, кто ты и как тебе следует жить дальше. Я всегда стремился к этой идее. Надеюсь, вы почувствуете, что она верна. Нам нужны высокие ставки. Нам нужен взрыв. Вы ждете этого точно так же, как и я. Я верю в это, иначе бы вас сюда не позвал. Мы организуем покушение на жизнь президента. Мы спланируем каждый шаг, рассчитаем все случайности, которые приведут к этому событию. Мы соберем команду, оставим туманный след. Улики неоднозначны, однако указывают на кубинское разведуправление. В плане содержится и второй пласт улик, еще более неясных и интригующих. Они указывают на попытки ЦРУ убить Кастро. Я обдумываю план и американской провокации, и кубинского ответа на нее. Мы подделаем все нужные документы. Паспорта, водительские права, записные книжки. Наша команда снайперов исчезнет, но полиция найдет след. Почтовые бланки заказов, открытки о перемене адреса, фотографии. Мы слепим человека или нескольких людей из мусора, завалявшегося в карманах. Прогремят выстрелы, они потрясут и разбудят страну. След документов выведет на платных агентов, пропавших в Венесуэле, в Мехико. Я убежден — именно это нужно сделать, чтобы вернуть Кубу. У плана есть несколько уровней и вариаций, которые я только начал обдумывать, но по существу он уже верен. Я чувствую, что он верен. Я понимаю, что имеют в виду ученые, когда говорят о красивых решениях. Глубоко во мне что-то отзывается на этот план. У него убедительная логика. Много недель я чувствовал, как он разворачивается, подобно сну, значение которого проясняется постепенно. Вот состояние, к которому мы всегда стремились. Это прозрение, тайна всей жизни, и нам нужно развивать его, тщательно следить за ним, вплоть до того момента, когда наши снайперы разместятся на крышах домов или на железнодорожном мосту.
Ответом было молчание. Затем Парментер сухо сказал:
— Мы не смогли убить Кастро. Так давайте убьем Кеннеди. Это и есть скрытый мотив твоего плана?
— Но мы не убьем Кеннеди. Мы промажем, — ответил Уин.
Мэкки опускал двадцатипятицентовики в телефон-автомат на заправочной станции «Эссо» примерно в сотне миль от границы Луизианы. Он пытался дозвониться до человека по имени Гай Банистер, бывшего агента ФБР, державшего детективное агентство в Новом Орлеане. Через Банистера проходили деньги ЦРУ на антикастровскую деятельность в этом районе. Мэкки был знаком с ним еще до вторжения, когда Банистер поставлял оружие и взрывчатку эмигрантским формированиям. Настало время для новой встречи.
Голос на другом конце провода не принадлежал ни Банистеру, ни его секретарю. Мэкки потребовалось несколько секунд на определение. Дэвид Ферри. Следователь, «кровосос», духовный наставник. Мэкки повесил трубку и пошел через продуваемую площадь к машине.
Услышав щелчок в трубке, Дэвид Ферри скривился. У него была привычка морщиться. Он морщился всякий раз, когда глядел на себя в зеркало, надевая самодельные брови и мохеровый парик. Ферри страдал редким и жутким заболеванием, от которого не существовало средства. Его тело было на сто процентов лишено волос. Оно выглядело как нечто, выдернутое из земли, — бугорчатый стебель или гриб, который так ценят гурманы. Но он не собирался сдаваться, впадать в уныние, пить молочные коктейли «Вкусняшка» в темной комнате и дрочить. Его еще многое интересовало в жизни. Например, лекарство от рака, интерес на всю жизнь. Он проводил исследования и писал статьи на эту тему. Его интересовал гипноз, и он умел погружать людей в транс. Глубоким и неизменным интересом было воздухоплавание. Ферри работал старшим пилотом «Восточных Авиалиний», пока не облысел и пока не стали известны его сексуальные развлечения с мальчиками, которые руководство компании сочло деморализующим фактором. Его также интересовала коммунистическая угроза. И Куба.
Положив трубку, Ферри зашел в маленькую комнату рядом с кабинетом Гая Банистера, где, гримасничая перед зеркалом, наклеил полукруглые брови. Он собирался в торговый центр округа Джеф, где выставили модель противорадиационного укрытия. Ферри хотел узнать его размеры, посмотреть, какие припасы в нем помещаются и как хранятся. У него уже имелись резиновые простыни и радиоприемник на батарейках с четко отмеченными частотами «КОНЭЛИЗ».[1] Он знал военный склад боеприпасов на юго-западе, который можно превратить в удобное убежище, — глубоко под землей, еды и воды хватило бы там на много месяцев. Размышления о бомбе в некотором смысле поднимали настроение. Как хорошо было бы жить одному в норе, думал он. Не потому, что похож на мутанта, а просто выгадать лишнее время, пока на поверхности бушует ад. Он заслужил вознаграждение за свою несчастливую жизнь.
Лоренс Парментер ехал к Лав-Филд на взятом напрокат «додже-дарте». Он предпочел пока не думать о плане Эверетта. Слушал радио, где какой-то евангелист рассуждал о молитве в розницу и оптом. Молись за себя, молись за весь мир. Уин умный человек, преданный, верный делу. Умный, очень умный, но он пережил нервный срыв. Это обычное дело. Сейчас он выглядит неплохо, живо, хорошо владеет собой, но мысли нужно время, чтобы обнажились ее грани, ее переменчивый свет и блеск. Не то чтобы Ларри хотел затянуть это дело. Он желал вернуть Кубу — и чем скорее, тем лучше, У него там свои интересы. Права, притязания, скрытое финансовое участие в лизинговой компании, которая работала над крупной земельной сделкой, облегчающей добычу нефти. Это было еще до того, как отважные бунтовщики спустились с гор.
Он подумает над планом Эверетта по пути в Вашингтон, в самолете. Будет потягивать мартини с «Бифитером», грызть соленые орешки, молиться за себя, молиться за весь мир. Вдруг вспомнилась строчка
