руках коробку с пулеметной лентой. За спиной у него болтается трофейная винтовка, взятая им на перешейке у снайпера. Вот первый из моих помощников переваливается через бруствер и, переводя дух, подталкивает ко мне коробку с лентой. Второй с ворохом отстрелянных лент в руках падает рядом. А через бруствер уже лезет третий. Только Игоря я не вижу. Высовываю голову в амбразуру. Он стоит метрах в десяти от пулеметного гнезда. Стоит на коленях, прижимая руки к животу. На моих глазах на правом плече у него вдруг расцветает кровавое пятно. Потом точно такое же появляется на левом. Его руки тут же повисают плетьми, и я вижу на животе разорванную гимнастерку и струящуюся из-под нее кровь. Не поднимая головы он молча падает ничком. Выстрелов я не слышу. Точнее, не разбираю, поскольку слева, справа и даже почем-то сзади все время кто-то бабахает. Кто, куда и зачем стреляет — ничего разобрать невозможно. В довершение ко всему немцы открывают огонь из минометов. Тут лес не такой густой, и мины ложатся достаточно удачно. Мимо нас пробегает очумевшая корова. Весь ее бок окровавлен. С громким мычанием она несется куда-то в сторону немецкой цепи. Оттуда грохочут выстрелы, и корова падает. А минометы продолжают лупить.
Не поднимая головы над бруствером, устанавливаю в амбразуре пулемет. Сзади меня сопение — подползает один из помощников. Поворачиваю к нему голову.
— Тебя как звать-то?
— Володя я.
— За пулемет ложись. Только не стреляй, пока не скажу. Нас снайпера пасут. Один лишний выстрел — и у тебя в башке появится новая дыра, которая природой совсем не предусмотрена.
— Так немцы же!
— Ты их видишь?
— Ну… Слышно, как они стреляют.
— Я сейчас за углом стрельну — как ты в меня попадешь?
Парень смущается. Оставляю его лежать за пулеметом и ползу в дальний угол. Там мы сложили наши вещи, и там же сейчас лежит моя винтовка. Захватываю ее с собой и подползаю к свободной амбразуре. Не высовывая наружу ствол, в прицел просматриваю обстановку. Немцы прекратили стрельбу ввиду того, что целей им просто не видно. По этой же причине замолчали, наконец, и минометчики. Над гребнем появляются первые фигурки солдат. Они пока не лезут вниз, только наблюдают. Немцы явно чего-то ждут. Проходит минут пятнадцать, и, подчиняясь неслышной команде, цепь встает с места и движется вперед. До них еще достаточно далеко. Стрелять, в принципе, можно, но эффективность нашего огня на такой дистанции будет очень невысокой. Подождем. Все равно сюда придут. Другой дороги тут нет.
— Лотар, собирайте вещи, переносим позицию. Красные отступили вглубь, и отсюда их уже не видно. Займем позицию на гребне, оттуда хороший обзор. Передайте мою команду всем остальным. Вниз никому не лезть, там мы ничего не разглядим. Судя по карте, там дальше болото и красным уже не уйти. Пускай пехота доделает все остальное, мы свою задачу уже выполнили.
Всё! Сработала ловушка! Немецкая цепь перевалила через гребень и бодро потопала в нашу сторону. Следом за передовыми солдатами появились ещё и ещё. Стрельбы с их стороны уже не слышно, надо полагать, они считают оборону подавленной. Ну и славно… тут я вам хвост-то и прищемлю. Теперь ждем. Ждем, когда откроют огонь фланговые пулеметы.
Оттолкнув в сторону тело мужчины в гражданской одежде, гауптман присел у большого валуна. Эта позиция надежно защищала его от огня противника спереди. Правда, оставались открытыми фланги, но там ведь никого не было? Оперев винтовку о валун, Хорст посмотрел в оптический прицел.
— Хм, он ниже ростом? Или я тогда ошибся? Жаль, что лица отсюда не разглядеть, тогда сомнений бы не оставалось.
Присевший рядом второй номер поднес к лицу бинокль.
— Здорово вы его разрисовали, герр гауптман.
— Классический 'берлинский крест', Лотар. По пуле в каждое плечо, в живот и в голову. Это старый почерк. Таким образом принято метить особо надоедливых солдат противника. Если хочешь знать, это определенного рода визитная карточка. Обнаружив такого убитого, противник понимает, кто ему противостоит. Ну-ка, присмотрись к той куче веток, куда он бежал. Что-то мне в ней не нравится.
Звучно лязгнул затвор взводимого пулемета. Чуть шевельнулись ветки, прикрывающие пулеметное гнездо.
— Герр гауптман! Там что-то нечисто с этой кучей! Я вижу мешки, по-видимому, набитые землей.
— Вот оно в чем дело… Красные оказались хитрее, чем мы с тобой думали. Пока эти паяцы наверху разыгрывали перед нами опереточный бой, кто-то поумнее оборудовал там укрытие для пулемета. И это очень неприятная новость, Лотар. С такой позиции они смогут выкосить кинжальным огнем большую часть наших парней. Ни справа, ни слева ее не обойти: болото не даст. А пока они поднимутся сюда наверх… Многие просто не дойдут.
— Скорректировать минометчиков, герр гауптман?
— Пожалуй, Лотар. Пулями мы с ними много не сделаем. Я даже не вижу, куда стрелять. Хотя… Попробуем.
Палец аккуратно выбрал свободный ход спускового крючка.
Вот в прицеле показался край амбразуры. За ним обозначалось какое-то движение. Еще не было понятно, кто это там такой. Но для выстрела момент был достаточно удобный.
Длинная пулеметная очередь, прилетевшая с открытого фланга, как тряпичную куклу смахнула второго номера. Повернувшийся было снайпер получил сразу несколько пуль и ткнулся лицом в приклад собственного оружия. Убедившись в поражении цели, пулеметчик перенес огонь на другую группу стрелков. Ширина перешейка в этом месте не превышала ста пятидесяти метров, и бьющие с флангов пулеметы в несколько секунд смели своим огнем десяток солдат, расположившихся на гребне.
Услышав работу пулеметов на флангах, я облегченно перевел дух. Ну, теперь пошли другие пляски. Оставив в амбразуре винтовку, перекатываюсь к пулемету. Отпихиваю в сторону Володю.
— Давайте, лентами там займитесь!
Припадаю к прицелу. Первую ленту я кладу по замыкающим фрицам. Огонь с такой дистанции производит прямо-таки опустошение в их рядах. Цепь немедленно ложится. Но в данном случае это им не шибко помогает. Местность тут относительно ровная, больших ям и бугров нет. Оттого и падающие мины наносили такой урон. Так ведь и от пулеметного огня здесь спрятаться особенно негде. Поэтому вторая лента выстреливается мной уже не в такой спешке, но с не меньшей результативностью.
Мой второй номер, Володя, только успевает подавать мне новые ленты. Немцы стреляют в ответ. Не скажу, чтобы неэффективно, одного человека у меня они подстрелили, но держаться мы еще можем.
Что-то трогает мою щеку. Недоуменно поднимаю голову. Снег.
Крупные хлопья снега кружатся в воздухе.
Надо же… Я как-то и не ожидал.
Снежинки густым покровом спускаются на нас. Падают на ствол пулемета и тут же тают. На секунду даже стрельба вроде бы затихла.
А снег продолжает падать, накрывая своим ковром кусты, землю и трупы лежащих напротив пулеметного гнезда солдат.
Вот из кустов вскакивает несколько человек. Оружия я у них не вижу, но в руках зажаты гранаты. Все понятно. Немцы сообразили, что с такой позиции я еще могу здорово проредить их ряды. И у них просто нет другого варианта, как забросать надоедливое пулеметное гнездо гранатами. Но попытка эта оказывается неудачной. Первой же очередью я валю троих, а взорвавшаяся после этого граната ставит окончательную точку.
— Командир! — пихает меня Володя. — Патронов мало, две ленты только!
Хреновое дело, только во вкус вошел.
— Будем экономить.
Хотя время для экономии самое неподходящее. Не выдержав, громко ругаюсь в голос. И, словно подброшенный вверх моими словами, мой второй помощник выскакивает из пулеметного гнезда. Ни я, ни лежащие в кустах фрицы этого не ожидали. Поэтому он успевает пробежать вперед метров десять и, подхватив лежавшую на земле около убитого Шифрина патронную коробку, повернуться назад. Вот тут спохватились уже все. Со стороны немцев грохает несколько выстрелов. А я, в свою очередь, щедро
