сопротивлялась!..
– А не должна была. Я придумал тебя, сделал такой, какая ты сегодня, а ты предала меня! Ты решила, что можешь жить, когда я велел тебе умереть, что можешь пересилить судьбу. Ты – взбесившаяся марионетка – чудовище, которое я вызвал к жизни и теперь должен уничтожить! Ты и только ты расстраивала все мои блестящие планы, ты смогла даже изменить Паву, внушив ему, что он не то, что есть на самом деле. Что он, смешно сказать, мужчина. Нет, нет и нет! Мне нравилось играть с тобой, ты была сильнее и лучше Маргариты, ее любовницы Татьяны, глупого коллекционера, комнатного ничтожества Зерцалова. Но теперь ты перешла уже все дозволенные пределы. Поэтому я сломаю свою марионетку и выброшу, как старый хлам. А твой муженек, он тоже получит свое, когда мы докажем, что это он убил свою собственную жену и…
Он вдруг резко замолчал и навалился на меня, ткнувшись потным лицом мне в щеку. Я закричала и тут же увидела Павла, сжимавшего в руках трехрожковый канделябр, один из тех, что так нравились божественному маркизу.
Шатаясь, он подошел к нам почти что вплотную и, взяв Шоршону за шкирку, стянул его на пол. Я услышала глухой звук упавшего тела, и тут же ко мне вернулась боль.
Как во сне, Зерцалов опустился перед Славой на корточки и, чуть-чуть повозившись, показал мне ключ.
Я подумала, что наивно предполагать, будто все приспособления для пыток в этом доме открывались одним способом, но Паша не знал этого и чудо свершилось.
Я хотела только одного – чтобы боль прошла любой ценой, только бы прошла.
Вместе мы сковали бесчувственного Шоршону, воспользовавшись цепями, на которых всю ночь висел раненый Пава.
Мысль отправить Владислава в милицию или психушку казалась отвратительной, но единственно верной. Перспектива жизни в вечном ожидании нападения или яда, мягко говоря, не была привлекательной. Потому, наверное, я застегивала браслеты на его руках и ногах с каким-то просто физическим наслаждением.
«Надо бы вызвать Линду, – вяло от предчувствия очередного приступа слабости соображала я. – Ведь предсказание сбылось – мы с Зерцаловым задержали убийцу, в какой-то степени Павла спасло именно то, что около письма он оставил заветную ручку… И еще, еще Линде непременно надо теперь посмотреть на дом, который она видела в медитации, загородный дом Белкиной и Шоршоны!
Ведь именно его она описала: лебяжье ложе и зеркальный зальчик. Слава богу, что я вспомнила об этом сейчас, а не когда разбиралась в своих эротических видениях».
В этот раз слабость накатила на меня, едва только я справилась с путами Шоршоны. Мир качнулся, в последнюю минуту я инстинктивно отстранилась от Владислава, по-рачьи пятясь назад и ища в пустоте заботливые руки Зерцалова.
Принц выволок меня из зала. У зеркальной стены мы лишились последних сил. Яд совершал очередную атаку, я прижалась лицом к холодному паркету пола, борясь с наползающим кошмаром, как вдруг Зерцалов резко вскочил на ноги и подошел почти что вплотную к зеркалу. От неожиданности я приподнялась на локтях, ища, что же так взволновало моего принца.
– Черт возьми! Диана! Он же меня изуродовал! Этот псих! Ты только посмотри! – Павел с возмущением ткнул в свой рассеченный лоб, и тут же скривился от боли и заплакал. – Подлец! Кто меня теперь полюбит? Кому я нужен?!
– Мне нужен, я люблю.
Реальность ускользала, множась и тут же теряясь в лабиринтах зеркал. Зерцалов приподнял меня с пола.
– И главное, ты не знаешь, зачем этот извращенец мне прическу попортил?
– Ничего… вырастут.
– Слушай, Диана… а мы ведь все правильно сделали… гм… в этом сне.
– Во сне? Почему во…
Принц остановил мой вопрос поцелуем.
– Потому что это был сон. И теперь мы проснемся в своих постелях и…
– Но если ничего не изменилось, то я не хочу просыпаться!
– Все зависит от нас одних. Поверь, мы нашли и полюбили друг друга во сне. А теперь нужно сделать над собой еще одно усилие и остаться верными этому чувству в жизни.
Внезапно стены заплясали с удвоенной силой, и я почувствовала, как кровавый туман, захлестнув меня с головой, потащил за собой в разверстую бездну ужаса.
Возможно, мой обморок не был бесконечно долгим, несколько раз я словно вырывалась на поверхность, чтобы отыскать в нарастающем отчаянии руку любимого.
Сквозь сон я слышала, что явился старик-сторож и Пава велел ему разогревать мотор, а сам отзвонил Линде, попросив ее опять прикрыть наши задницы перед милицией и деть куда-нибудь скованного по рукам и ногам Шоршону.
А затем, должно быть, вытащил меня из дома. На наше счастье, сосед оказался не только великолепным механиком, но и шофером от бога.
Потом я провалилась в сон, беспокойный и полный ожиданий, как сама жизнь. По какому-то состоянию, посетившему меня в первые же моменты видения и не покидающего до самого пробуждения, я догадалась, что это один из тех снов, которые призваны изменять жизнь, мало этого, вдруг мне стало ясно, что он и последний мой сон, потому что я уже не могу жить по-прежнему, в вечном ожидании любви. Не могу также, как нежелаю проводить время, убивая его с нелюбимыми, имя которым легион! Не хочу!
Когда я проснулась, ощущения откровения не прошло, а только сделалось еще рельефнее, словно впечаталось за ночь в мою грудь, вросло в каждую клеточку тела. Не открывая глаз я, картинка за картинкой, восстановила весь сон. Вот он.
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
