Ветер сбивает с ног, он думает, что так я скорее обваляюсь в снегу и стану похожа на мяч. И тогда со мной можно будет весело поиграть в баскетбол и лапту, прикрепив, когда надоест, на крышу «Дома Книги», как раз над земным шаром с горящими лампочками. Но это еще не самое худшее, что может сделать ветер. Это зимой у него много игрушек: снежинки, старушки на ледничках, сквозняки, морозец, да мало ли что еще…
Эпилог
Я очнулась на другой день, как и предсказывал Зерцалов, в своей постели. Рука ныла, но яд делал меня почти что равнодушной к боли. Быстро приняв душ и облачившись в легкий золотой халатик, я вернулась к себе и с полчаса еще возилась с макияжем да приводила в порядок волосы. Пришлось размотать намокший и оттого совершенно несексуальный бинт. Вместо него приспособила массивный позолоченный браслет с украшением из тигрового глаза. Заколка с таким же камнем красовалась у меня на голове. То и дело из комнаты Павла раздавались шуршание и сокрушенные вздохи. Я воспользовалась самыми соблазнительными своими духами, до сих пор трепетно охраняемыми от безупречного вкуса Зерцалова, тянущего к себе все, что только с его точки зрения могло сделать его внешность неотразимой. В довершение всего я посыпала золотой пудрой на гребенку и еще раз прошлась ею по волосам. В соседней комнате скрипнула дверь, отчего мое сердце екнуло и застучало так, что я испугалась, что оно будет услышано далеко за пределами квартиры.
Я села на кровать, приняв самую восхитительную позу, на которую только была способна, мой халатик ждал беззвучного сигнала – поворота плеча, после чего он должен был немедленно упасть на расшитые цветами простыни, образовав золотой сияющий круг.
Звук шагов. Я прислушалась, запоздало соображая, что следовало включить музыку. Как-никак любимый должен прийти ко мне сам, и не во сне, под удобной личиной принца, а таким, каков он и есть.
В прихожей завозились, щелкнул замок, и незнакомый мужской голос сказал:
– Всего хорошего, Пава. Мой телефон у вас есть, так что звоните, когда только будет нужда, или покорно прошу – гостиница «Палас», там вам любой покажет…
Дверь снова хлопнула. Вскочившая, едва заслышав щелкнувший замок, я застыла, слушая и не веря своим ушам.
«Ну как он мог, после всего, что с нами произошло, после своих слов о том, что мы должны найти друг друга, и вдруг…» Я села, кляня себя на чем свет стоит за глупую доверчивость, в который раз давая зарок, хотя бы в последние часы жизни не верить больше уже никому. Стыд и отчаяние переполняли меня сверх человеческой меры, я сорвала с головы заколку, похожую на диадему султанши, и с силой швырнула ее об дверь, которая тут же открылась. На пороге стоял Павел.
Синий шелк его халата изящно облегал тело, волосы были подстрижены и уложены так, как обычно это делают дорогие парикмахеры, стремясь показать некую небрежность и одновременно скрыть досадный дефект. Лоб был повязан пестрым платком до самых бровей. Он нервно оглядел меня, тщетно скрывая неловкость.
– Я ждала тебя, – прошептала я, чувствуя, что его смелости хватило лишь на то, чтобы войти в комнату.
– Вот я и пришел. – Он смущенно улыбнулся и опустил глаза, качнув длинными черными ресницами.
Я попыталась что-то сказать, но Зерцалов знаком остановил меня.
– Погоди, я должен это сделать сам. – Он вздохнул, собираясь с мыслями. – Я люблю тебя, Диана, но… я не такой, как другие… я думал, что никогда не смогу делать это с женщиной… то есть… вот глупость – написать столько любовных монологов и вдруг, в самый ответственный момент остаться без слов. Хорошо хоть мастера успел вызвать, чтобы подстриг, а то совсем чудовище. Я хотел сказать, что я буду верен тебе, потому что для меня других женщин вообще не существует. Понимаешь, их нет. Никого… и Дианы… все это другая, чуждая мне реальность. Ведь я знаком лишь с языком своего сердца… я могу только любить и еще говорить и писать о любви. И никого, никого нет…
– Ты прав, холодной и порочной Дианы больше нет. Есть только Венера – богиня любви, и она любит тебя. – Халатик стек по плечам золотым дождем, все мое существо жаждало его прикосновений, в этот момент мое сердце забилось совершенно иначе, словно сковавшее его ледяное заклятье вдруг исчезло под ласковым натиском другого сердца.
На моей руке, прикрывая следы железных зубов, поблескивал тяжелый браслет, который Павел то и дело задевал, лаская мою кожу. Его лоб стягивала узорчатая повязка. Во всем остальном мы были новые, точно только что созданные люди.
А впереди прекрасного принца уже ждало новое испытание – неделя, отпущенная мне добрым доктором, подходила к концу, и только от него одного, от моего любимого и единственного зависело, буду ли я жить дальше.
