стены, разбрасывая кругом клочья. – Ладно, сын. Тряпка в ванной. Место ему сделаем в чулане, гулять будешь ты. С ним сколько примерно гулять надо?
– Да немножко надо… – подсказала Динка. – Ну, раз шесть в день.
– О, Никита, тебя ждут великие дела. Шесть раз! И, зуб даю, с утра? Не знала, сын, что ты великий герой. Ладно, приходите на кухню чай пить.
– Мы уже пили, – отвергла предложение Нонна.
– Ничего, от чая еще никто не лопнул.
Щенок с воинственным рычанием напал на снятый сапог. Никита пошел за тряпкой. Динка за шкирку оттащила мелкого поганца в сторону.
– Айда в комнату, – шепотом позвала Нонна. – Там посидим. И сними дубленку, наконец, что ты в ней бродишь, как призрак глобального потепления?
– Ой, правда. – Динка повесила в шкаф одежду, затолкала щенка в комнату, прикрыла дверь, а потом вернулась в прихожую и попыталась отнять у Никиты тряпку. Тот не сдавался:
– Я сам.
И правда, развернул Динку в сторон комнаты, а сам остался убирать.
Они еще долго сидели у него. Динка никак не могла поверить, что все обошлось. Ноги до сих пор противно покалывало, а пальцы рук казались раскаленными. Она осторожно, украдкой, трогала горящие щеки и старалась держаться подальше от Никиты. Глупо, конечно, но ей казалось, что она излучает жар, который чувствуется на расстоянии. Щенок, слопавший две котлеты и получивший втык за попытку погрызть компьютерные провода, дрых в углу.
А над ним бушевал спор.
– Ну ладно, ладно, пусть не Джонни. Тогда давай Эдвардом, как вампира. А что, красивое имя – Эдвард, да? Динка, ты смотрела «Сумерки»? Ну, конечно, смотрела, все смотрели, правда, там они все такие красавцы… тебе кто больше из вампиров нравится?
– Нонна, ну какие вампиры, – отверг Никита. – Что за кровавые бредни? Тогда Дракулой давай или вообще Ктулху. Край непуганых вурдалаков от Москвы до Мордора.
– Ой, тоже мне, знаток вампирского бреда! Хватит интеллектом трясти.
– Ребята, – осторожно вклинилась Динка. – Собаки на букву «р» хорошо откликаются. Самые лучшие имена должны быть с буквой «р» – Гром, Рик, Рэкс, Арс, Мухтар, Акбар…
– Ага, сейчас он предложит – Тарантино, Мураками или Джевахарлал Неру. Давайте тогда уж Леонардо. Как ди Каприо, здорово, ага? А коротко: Дик, Леонардик, а можно еще Лео… круто, как в фильмах про аристократов.
– Нонна! – завопил Никита.
– Да нормальное же имя – Леонардо, для черепашек-ниндзя годится, а для собаки – нет?! Другие вообще Донателло и Микеланджело! И ничего, живут себе как-то, хоть и ниндзя.
Нонна отвернулась, надувшись.
Никита осторожно погладил спящему щенку уши:
– Джим. Его будут звать Джим.
Динка удивилась. Неужели в честь знаменитого стихотворения: «Дай, Джим, на счастье лапу мне, такую лапу не видал я сроду…»?
– Опять Джим, – скривилась Нонна. – Я так и знала! Джим Моррисон. Великий шаман психоделики. Ты, Никитос, если б хомячка завел, тоже бы его Моррисон звал?
– Нет, я бы в честь тебя назвал, Нонна Мымровна.
– Хватит на меня бочку катить, тоже мне джедай, мастер Йода с огорода…
Так, в милом щебете, пролетело часа три. Динка объясняла, чем кормить, сколько гулять, как обучать элементарным командам. Никита быстро щелкал по клавишам, записывал, попутно разыскивая в Сети всякие полезные статьи о собаках. К сожалению, он не знал вообще ничего, поэтому Динка все говорила и говорила, а он все задавал и задавал новые вопросы.
– Вы так сто лет протрындите, – не выдержала Нонна. – Ах, морковку тереть или нет? Ах, миску с водой куда? А подстилочку? А поводок? А сколько дырочек на ошейнике? Да пока вы тут бла-бла-бла, щенок вырастет и носорогом станет. Короче, вы меня достали. Динка, все, сваливаем. Приходи к нему завтра. Будешь морковку тереть и наставления читать, как папа римский, а то у меня уже крыша слетает от ваших базаров.
– А можно? Завтра, в смысле?
– Конечно, – обрадовался Никита. – Я сам хотел попросить, только напрягать тебя неудобно. Приходи, если есть желание, после школы, поможешь. Созвонимся.
– Ну и лады, – потянулась, вставая с дивана, Нонна. – А теперь айда, уроков по уши загрузили. Никитос, ты алгебру сделал? Дай скатать. Или давай я тебе звякну, а ты мне продиктуешь.
В коридор провожать их вышла Никитина мама.
Динка, как назло, запуталась в рукаве дубленки, которую джентльменски придерживал Никита. И особенно остро почувствовала себя неловкой, неуклюжей, лишней. Ненужной здесь, в этом теплом и дружном доме. Все они тут были свои, а она – чужая. И даже щенок, который утром еще был беспризорником, теперь превратился в Джимку, уважаемого зверя при хозяине. И судьба у него складывалась, судя по всему, счастливая. А она, Динка, никому тут не нужна.
– Приходите, девочки, еще.
– Придем, – со смешком пообещала Нонна. – У вас теперь курсы дрессировки Годзилл открыты, куда мы денемся.
Нонна жила ближе, так что последние пять минут Динка с Никитой молча шагали по площади. Ну не знала Динка, о чем с ним разговаривать. Хотелось поблагодарить, но было неловко, глупо. «Спасибо, Никита!» – слишком пафосно. Не хватает только в ноги пасть, стучась лбом об ледяную дорожку. Смешно.
Никита сам молчал, как партизан после взрыва.
«Тоже, что ли, алгебру попросить списать? Не доделала ведь».
Она поглубже сунула руки в карманы. Из-под капюшона ей было сложно разглядеть его лицо. Только снег, танцующий перед глазами, огромные шуршащие хлопья.
– Снег летит из дырки в небе, – процитировал вдруг Никита. – Ты любишь снег?
– Я?
– Ну да.
Динка вместо ответа впала в короткий безмолвный ступор. Чего он хочет? Зачем спросил?
– Я люблю, – ответил Никита сам себе, не дождавшись, – особенно ночью. Вон, глянь в небо. Смотри, над нами сейчас нет ничего. Это надо почувствовать, осознать – ничего вообще, только космос – великая пустота, бесконечность. Только звезды, звезды, звезды, которые на самом деле огромные шары пламени. И там, между ними, – холод, ледяной холод. Только зимой можно почувствовать настоящий космический холод. Он как будто спускается оттуда, из черноты. И снежинки. Встань вот сюда, под фонарь… видишь, они появляются словно из ниоткуда. Из тьмы.
Они, задрав головы, завороженно смотрели, как снег валит с черного неба, чуть шурша, норовя сесть прямо на губы, на волосы, на щеки – чтобы тут же побежать по щекам тонкими капельками. Динка по детской привычке высунула кончик языка и поймала одну.
– Вкусно?
– Дашь алгебру списать? – неожиданно спросила она. И тут же сама засмеялась – так неромантично получилось.
– Не вопрос, звони.
На том и расстались.
Она позвонила совсем поздно, после одиннадцати.
– Ну что, диктовать? – спросил сонный Никита.
– Я люблю снег! – выпалила Динка. – Он похож на белых бабочек. Пока!
Недавно убили Будку. Она жила, пряталась от холода, искала еду, дралась с другими собаками – а теперь ее нет. Может быть, у нее тоже когда-то был хозяин. Старик. Или алкоголик – он, наверно, умер
