конкретике.
Начал Самоедов.
– В ходе оперативной работы с источниками в криминальных структурах связей с данной группой не установлено. Недавно задержанные члены террористической экстремистской организации «Хизбут-Тахрир», занимавшиеся поставками наркотиков, тоже информацией о данной группе не располагают.
– Автограф «Смерть наркомафии», который они оставляют на месте своих акций, может свидетельствовать о том, что к наркоторговцам у группы есть какие-то личные счеты, – заметил Григорьев.
– Первая акция и два трупа были в клубе «Черный бархат». Вот ты и потусуйся там среди постоянных клиентов, – начальник оперативно-розыскного управления УФСНК Василий Хабаров решил
– Там сейчас ремонт, – сообщил Григорьев.
– А это твои трудности, – тоном, не подлежащим сомнении., отреагировал Хабаров.
– Чтобы ускорить процесс, разрешите устроиться туда рабочим? – Григорьев выпрямился на стуле.
– Думаешь, откажу, шутник? Разрешаю, – вальяжно отреагировал Хабаров.
Рыцарь печального образа «народный мститель» Робин Родин
Родин ехал в автомобиле в новый адрес, куда решил в который раз переселиться в целях безопасности. Все нажитое имущество хранилось у него в трех объемных дорожных сумках. И скитался он, как те же кочевые цыгане, под семью ветрами. Рыцарь печального образа, Робин Гуд, «народный мститель». Робин Родин!
Резкий телефонный звонок вывел его из задушевных размышлений. Определитель показывал незнакомый номер. В последнее время он не отвечал на неизвестные звонки все по тем же соображениям безопасности. И все же чувство подсказало: надо ответить. Звонила Светлана, жена Вити Приходько. Новость оглушила. Убитым голосом она сообщила: «Витю арестовали!» Иван тут же остановил машину, хотел предложить не сообщать подробности по телефону, но остановить Свету было свыше его сил. Из сбивчивого рассказа женщины выяснилось, что один из сыновей, младшенький, додумался: притащил в школу тот злополучный дистанционный пульт взрывного устройства. Иван с досады заскрежетал зубами: почему он не забрал пульт у этих юных отморозков! Напились, как свиньи, потеряли контроль!
– Я не знаю, что делать, Иван! – Светлана едва сдерживалась, чтобы не сорваться в истерику. – В школе такой переполох был, все боятся терактов, взрывов. Военрук, завуч, физик – эксперты чертовы, вызвали милицию... Витю прямо из дома забрали... Это все ты...
Иван мог тут же оборвать разговор, он кожей чувствовал, что разговор супруги «террориста» на прослушке, и если их еще не просушивают, то только лишь по ментовскому разгильдяйству или же по причине бюрократической: пока не получили соответствующую санкцию в суде.
– Светлана, послушай меня. Скажи своим детям, чтобы они говорили правду, как все и было: они нашли эту игрушку на улице, возле мусорки, принесли домой, а потом принесли в школу, чтобы учителя рассказали, что это за приборчик. Вот и все. Допросы детей проводятся в присутствии адвоката и детского психолога. А Витю выпустят, потому что на нем нет никакой вины. И я постараюсь приложить к этому все свои силы и связи.
До Светланы, видно, дошло, что их разговор может прослушиваться, и она сказала лишь одно слово:
– Хорошо...
А еще один человек, которого занимал скандальный подрыв клуба «Шесть поцелуев» и сами таинственные подрывники, в это время осваивал профессию разнорабочего. Ему выдали синюю спецовку с оранжевыми полосами на спине, показали объем работ и сообщили, на какую сумму он может рассчитывать. Получилось меньше, чем на его основной службе, и это приятно порадовало Григорьева. Но расслабляться здесь не приходилось: русский бригадир, из казахстанских переселенцев, подгонял, покрикивал, обзывал всех ленивыми котами. И вместе с гастарбайтерами из Таджикистана Степа отдраивал, вычищал зал после пожара, заносил мешки с цементом. Предстоял капитальный ремонт. И Григорьев клял себя, что на свою дурную голову напросился на эту работу. Хотя есть десятки более цивильных способов добыть нужную информацию и не ходить с мордой, вымазанной сажей. Единственное утешение, по цвету кожи он ничем не отличался от своих коллег. И они относились к нему добросердечно.
Через три дня, нахватавшись цементной пыли, запахов растворителей, обиходных фраз таджикского языка, совсем одуревший, Григорьев, путем взаимоисключающих предположений, вышел на след. Этот след косвенно подтвердился и благодаря усилиям Пети Самоедова. Он «рыл» в «Черном бархате», там были два трупа, и по юрисдикции, кроме угро и прокуратуры, занимался этим делом и ЦРУБОП. И забрезжило емкое слово «СПЕЦНАЗ», сверкающее, недостижимое и призрачное, как северное сияние. А так как спецназы в РФ были на особом учете, петельку можно было затянуть с большой долей вероятности. Тем более одного из них задержали по совершеннейшей глупости, за ПЗУ, который сынуля притащил в школу.
От мыслей Григорьева отвлек бригадир. Он держал в руках секундомер и был готов лопнуть от ярости. Степан понял, что на каком-то этапе, занятый аналитической деятельностью, он упустил развитие событий капитального ремонта. Что было непростительно для опера.
– Ты самый ленивый из всех баранов, – кричал он в лицо Степану. – Я прохронометрировал твое ползание! Ты о чем думаешь, придурок, может стихи сочиняешь, надо работать быстро-быстро, туда-сюда, халява не пройдет. Для начала я тебя оштрафую, а если и дальше ты будешь волочиться, как дохлая муха, ты получишь под зад. Ты понял меня?
Степан опешил. Вот как тут все запущено... За эти сраные триста долларов в месяц всякая погань заезжая может бесплатно куражиться, гнобить, говорить гадости...
Таджики притихли. Русского нагибают...
– Я понял тебя, шеф, – покладисто ответил Степан. – Кстати, посмотри, за спиной на стене твой хрен висит.
Бригадир недоуменно повернулся, и Степан тут же не преминул дать ему крепкого пинка в зад. Шеф рухнул прямо в свежеприготовленный раствор цемента.
Таджики сдержанно засмеялись. Пока бригадир очищался, плевался, ругался, Григорьев переоделся и, уходя, швырнул ему свою спецовку:
– На, переоденься!.. Пока, ребята, не ссыте!
В последние дни Родин жил на колесах. Питался в кафе, а чаще брал бутерброды в машину. Чтобы не прогореть и не вылететь в трубу, приходилось ежедневно заниматься делами частного охранного предприятия и фирмы «Небесный Мойдодыр», которые основательно подзапустил. А ведь это – десятки людей, в том числе, ветеранов двух последних войн, которые поверили ему, работают на него, и им надо достойно платить за их труд.
Через знакомых на Петровке Родин выяснил, какой следователь ведет дело Приходько, какие опера сопровождают, нашел толкового адвоката, и теперь надо было добиться, чтобы сначала Виктора отпустили под подписку о невыезде, а потом плавно развалить дело. Дистанционный пульт – это вам не гексоген или тротил и не огнестрельное оружие. Главное, не сболтнуть чего лишнего.
Размышляя об этом, Иван доедал жареную колбасу, запивал соком. И тут раздался телефонный звонок. И опять незнакомый номер. Он тут же ответил, потому что вызов мог касаться дела Приходько.
– Слушаю вас.
– Это Иван? – услышал он в трубке.
– Предположим.
– Это – оперативный сотрудник наркоконтроля Григорьев. Хотел бы с вами встретиться.
– На предмет? – спросил Иван.
– Не по телефону, – попросил Григорьев.
Иван поколебался: захотят арестовать, найдут десяток других способов.
– На 1905-го года, небольшой сквер, устроит? Я буду в черном джипе...
– Договорились, – сказал Григорьев. – Сейчас приеду.
Григорьев от удовольствия даже потер руки. Зацепил окунька!
Джип Ивана он увидел сразу. Подрулил, остановил рядом свой «Опель», подошел к машине, постучал в
