состоятельность, это всякому ясно. Вопрос самоуважения.
— Совершенно верно, сэр.
— Крошка вам понравится. Славный пес. У него уши наизнанку. Отчего все таксы ходят с ушами наизнанку?
— Не знаю, сэр.
— Вот и я тоже. Хотя частенько об этом думал. Однако, хороши же мы, Дживс. Болтаем о разных Иезавелях и таксах, когда должны сосредоточить всю умственную энергию на…
Я умолк на полуслове. Мое внимание привлекла придорожная гостиница. Вернее, не сама гостиница, а то, что стояло перед гостиницей, а именно двухместный ярко-красный автомобиль с открытым верхом, в котором я узнал машину Бобби Уикем. Я тотчас понял, в чем дело. Возвращаясь обратно в «Бринкли» после двух дней, проведенных в материнском доме, она почувствовала, что становится жарко, и притормозила возле этого заведения, чтобы пропустить чего-нибудь холодненького. Кстати, очень разумная мысль. Ничто так не восстанавливает силы в жаркий летний полдень, как животворящий источник влаги.
Я нажал на педаль тормоза.
— Дживс, вы не возражаете, если я попрошу вас подождать меня минутку?
— Разумеется, сэр. Хотите поговорить с мисс Уикем?
— А, так вы тоже узнали ее машину?
— Да, сэр. Она выделяется из общего ряда.
— Как и ее хозяйка. Мне кажется, я должен попытаться что-то сделать для мирного разрешения конфликта путем ласковых увещеваний. Стоит попробовать, как по-вашему?
— Вне всякого сомнения, сэр.
— Как говорится, попытка — не пытка. Придорожная гостиница — она называлась «Лиса и гусь», что, впрочем, к делу не относится, — ничем не отличалась от всех прочих придорожных гостиниц: внутри было полутемно, прохладно, пахло пивом, сыром, кофе, соленьями — одним словом, крепким английским крестьянским хозяйством. С улицы сразу попадаешь в уютный маленький зал с развешанными по стенам пивными кружками и расставленными там и сям столиками и стульями. На одном из стульев за одним из столиков сидела Бобби Уикем со стаканом имбирного эля в руках.
— С ума сойти, Берти! — сказала она, когда я ее окликнул. — Откуда ты взялся?
Я объяснил, что возвращаюсь на машине из Лондона в «Бринкли».
— Смотри, как бы твое авто не угнали. Могу поспорить, ты оставил ключи в машине.
— Оставил, но вместе с Дживсом, который бдительно несет там бессменную вахту.
— Так ты прихватил с собой Дживса? Я думала, он в отпуске.
— Он любезно согласился его прервать.
— Какая преданность!
— Сказал ему, что он мне нужен, и он не колебался ни секунды.
— А для чего он тебе так нужен?
Пришла пора перейти к ласковым увещеваниям. Я понизил голос до конфиденциального шепота, но когда она спросила, где я умудрился застудить горло в такую жару, заговорил громче.
— Мне кажется, он может кое-что уладить.
— Что именно?
— Скажем, вашу ссору с Селедкой, — сказал я и начал с величайшей осторожностью подбираться к сути. Я знал, что должен очень тщательно выбирать выражения, потому что с натурами пылкими и высокомерными надо действовать очень осмотрительно, особенно если у них рыжие волосы, как у Бобби. Если ей вдруг померещится в моих словах что-то оскорбительное, она тотчас обидится, а если Бобби обиделась, ей ничего не стоит взять со стола бутылку с имбирным элем и треснуть меня по башке. Я не утверждаю, что она обязательно это сделает, но сбрасывать со счетов такую возможность тоже не следует. Поэтому я очень плавно подгребал к своей цели.
— Начну с того, что Селедка мне все рассказал, и я знаю от очевидца — или правильнее будет сказать «от ухослышца» — все подробности вашего последнего телефонного разговора. Не сомневаюсь: ты сейчас подумала, что такая откровенность не делает ему чести. Но не забывай, что мы вместе росли, а делиться сердечными тайнами с человеком, с которым ты дружишь с детства, вполне естественно. Как бы там ни было, он начал изливать мне свою душу, и не успел он опорожнить ее до половины, как я заметил, что он просто вне себя от горя — лицо налилось кровью, глаза вращаются, как у буйнопомешанного, вот- вот завопит «о, смерть, где твое жало?»[85]
Я увидел, как она вся затрепетала, и старался не упускать из виду бутылку с имбирным элем. Но даже если бы она схватила бутылку и раскроила мне череп, это не произвело бы столь ошеломляющего впечатления, как слова, которые слетели с ее губ:
— Бедненький! — вздохнула она.
Я до этого заказал себе джин с тоником. Услышав ее восклицание, я сделал большой глоток.
— Ты сказала «бедненький»?
— Да, я сказала «бедненький», хотя правильнее было бы сказать «глупенький». Подумать только, он принял все за чистую монету. Уж ему-то следовало бы знать, что на самом деле я ничего такого не думала.
Я твердо решил докопаться до истины.
— И все твои угрозы были так, пустые слова?
— Я просто разозлилась и спустила на него всех собак. Господи, разве девушка не имеет право разозлиться? Я и представить себе не могла, что он так расстроится. Реджи все всегда понимает буквально.
— Выходит, шалун Амур снова при деле?
— Трудится, не покладая рук.
— Иначе говоря, вы по-прежнему пара влюбленных голубков?
— Именно так. Может быть, я действительно верила в то, что говорила, но всего минут пять, не больше.
Я глубоко вздохнул, но тут же пожалел об этом, потому что вместе с воздухом вдохнул в легкие остатки джина с тоником.
— А Селедка об этом знает? — спросил я, когда мне удалось, наконец, прокашляться.
— Еще нет. Я как раз еду, чтобы все ему рассказать.
Тут я, наконец, осмелился спросить о том, что мне особенно важно было знать, причем наверняка.
— Тогда, если я правильно понял, для меня свадебный колокольный звон отменяется?
— Боюсь, что так.
— Ничего страшного. Как скажешь.
— Не хочу, чтобы меня посадили за двоемужество.
— Лучше не рисковать. Значит, на сегодня твой выбор — это Селедка. Я тебя вполне понимаю. Идеальный спутник жизни.
— Золотые слова. Он чудо, верно?
— Отличный парень.
— Я бы не пошла ни за кого другого, пусть бы он, как царь Соломон, прислал мне в дар обезьян, слоновую кость и павлинов.[86] Расскажи мне, каким он был в детстве?
— Да таким же, как все.
— Не может такого быть!
— Ну, разве что вытаскивал людей из горящих зданий и спасал голубоглазых детишек из-под копыт скачущих лошадей.
— Он часто совершал все эти подвиги?
— Чуть ли не ежедневно.
— И он был гордостью школы?
— Конечно.
— Правда, судя по его рассказам, сама школа не стоила того, чтобы становиться ее гордостью. Что-
