и неизвестно когда вернется. Я оставил записку с просьбой позвонить мне в «Трутни» и вернулся в Лондон. Я уже допивал свою обычную порцию перед ужином в курительной комнате клуба, когда меня позвали к телефону, и я услышал в трубке знакомый голос.
— Мистер Вустер? Добрый вечер, сэр. Это Дживс.
— Ну, наконец-то, — проблеял я жалобно, словно потерявшийся ягненок, который после долгой разлуки увидел свою маму-овцу на другом конце луга. — Где вы пропадали?
— Я договорился пообедать с приятелем в Фолкстоне, а когда приехал, меня уговорили остаться и выступить в качестве члена жюри на пляжном конкурсе красоты.
— В самом деле? Вижу, вы не скучаете.
— О, нет, сэр.
— Ну, и как прошел конкурс?
— Весьма успешно, сэр, благодарю вас.
— Кто победил?
— Некая мисс Марлен Хиггинс из Брикстона, сэр, а мисс Лана Браун из Тулс-Хила и мисс Мерилин Бантинг из Пенжа награждены почетными дипломами. Весьма привлекательные юные особы.
— Хорошие фигуры?
— Необыкновенно стройные, сэр.
— Знаете, что я вам скажу, Дживс: стройная фигура — не главное на свете, можете даже записать это себе для памяти. Чем обольстительнее изгибы корпуса у дамы, тем скорее она выкинет нечто такое, что заставит содрогнуться адские глубины. Дживс, я в полном отчаянии. Помните, вы мне как-то рассказывали про одного парня, который говорил, будто может рассказать другому нечто, что заставит его крепко задуматься? Что-то насчет того, как звезды сошли с орбит, и еще про влюбленного дикобраза.
— Я полагаю, вы говорите о призраке отца Гамлета, принца Датского, сэр. Обращаясь к сыну, он сказал: «А то бы от слов легчайшей повести моей зашлась душа твоя и кровь застыла, глаза, как звезды, вышли из орбит и кудри отделились друг от друга, поднявши дыбом каждый волосок, как иглы на взбешенном дикобразе»[79].
— Совершенно верно. Конечно же, глаза вышли из орбит, а не звезды. Странно только, почему он сказал «взбешенный дикобраз», когда на самом деле дикобраз был влюбленный? Наверное, просто оговорился. С призраками такое сплошь и рядом случается. Так вот, Дживс, моя история будет посильнее, чем у этого призрака. Повесть, которую я собираюсь вам поведать, из той же серии, только я бы не назвал ее «легчайшей». Вы меня слушаете?
— Да, сэр.
— Тогда держитесь крепче, чтобы не упасть, ибо я начинаю.
И я все ему рассказал самым подробнейшим образом.
— Вполне разделяю вашу озабоченность, сэр, — произнес он, когда я закончил. — Ситуация, как вы справедливо заметили, чревата серьезными последствиями. — Для Дживса это очень сильное выражение, обычно он не идет дальше «Довольно неприятное известие, сэр». — Думаю, мне следует как можно скорее приехать в «Бринкли-Корт», сэр.
— Вы в самом деле приедете? Мне ужасно неловко прерывать ваш отпуск.
— Ничего страшного, сэр.
— Вы можете потом его снова продолжить.
— Конечно, сэр, если вы не против.
— А сейчас…
— Именно так, сэр. А сейчас, если позволительно будет воспользоваться известной цитатой…
— «…Настало время, когда каждый честный человек должен прийти на помощь нашей партии!»[80]
— Именно эти слова я и собирался произнести, сэр. Завтра я постараюсь быть дома как можно раньше, сэр.
— И мы вместе поедем в «Бринкли». Значит, договорились, — сказал я и отправился принимать простую, но здоровую пищу.
На следующий день я выехал в «Бринкли-Корт» не то чтобы с легким сердцем, но в несколько приподнятом настроении. Мысль о том, что рядом со мной сидит Дживс и его подкормленный рыбным фосфором мозг находится в моем распоряжении, позволила мне различить первые робкие голубые просветы на покрытом грозовыми тучами небосклоне, но всего лишь просветы, поскольку я спрашивал себя, по силам ли даже Дживсу решить эту проблему, снова и снова поднимавшую свою страшную голову, точно гидра. Хотя он и слыл непревзойденным мастером по части воссоединения влюбленных сердец, между которыми прошла трещина раздора, но не думаю, чтобы ему прежде приходилось сталкиваться со столь катастрофическим разломом, как тот, что зиял между сердцами Роберты Уикем и Реджиналда Сельдинга; да и, как любит повторять сам Дживс, «не во власти смертных людской успех в делах иль не успех»[81]. А при мысли о том, что произойдет, если он не справится с возложенной на него задачей, я затрясся, как желе на заливной рыбе. Я не мог забыть о том, что, дав отставку Селедке, Бобби недвусмысленно объявила о своем намерении потащить к алтарю меня и дать отмашку священнику, чтобы тот приступал к своим обязанностям. Поэтому, как я уже сказал, я вел машину без особого ликования в душе.
Наконец мы выехали из Лондона, я получил возможность отвлекаться на разговоры, не рискуя врезаться в идущую впереди машину или задавить пешехода, и объявил прения открытыми.
— Дживс, вы не забыли о нашем вчерашнем разговоре?
— Нет, сэр.
— Надеюсь, важнейшие вехи изложенных мною событий хранятся на скрижалях вашей памяти?
— Да, сэр.
— Вы уже размышляли на эту тему?
— Да, сэр.
— Что-нибудь надумали?
— Пока нет, сэр.
— Понятно, я на это особенно и не рассчитывал. Тут требуется время.
— Да, сэр.
— Вся беда в том, — сказал я, крутанув руль, чтобы не задавить перебегавшую дорогу курицу, — что в лице Роберты Уикем мы имеем дело с натурой пылкой и высокомерной.
— Да, сэр.
— А девушек, обладающих пылкими и высокомерными характерами, следует всячески ублажать. А не называть распутной Иезавелью с морковными патлами.
— Ни в коем случае, сэр.
— Если бы меня кто-то назвал Иезавелью с морковными патлами, я бы точно обиделся. Кстати, кто такая эта Иезавель? Имя вроде знакомое, но хоть убей не вспомню.
— Это из Ветхого завета, сэр. Царица Израиля.[82]
— Ну как же, конечно, царица. Скоро и свое-то имя забуду. Ее ведь потом съели псы, верно?
— Да, сэр.
— Не слишком приятный конец, что и говорить.
— Да, сэр.
— Такая уж, значит, судьба. Кстати, о возможности быть съеденным псами: в «Бринкли-Корте» сейчас живет такса, при первой встрече с ней у вас может создаться впечатление, что она смотрит на вас как на легкую закуску в перерывах между более обстоятельными приемами пищи. Не обращайте внимания. Это все показное. В этой воинственности…
— «…в ней много слов и страсти, нет лишь смысла»[83], сэр?
— Именно так. Пустое бахвальство. Несколько ласковых слов, и пес к вам будет прикован… как это вы тогда выразились?
— …«прикован стальными обручами»[84], сэр?
— Двух минут хватит. Он и мухи не обидит, просто ему нужно держать фасон, потому что его назвали Крошкой. Когда псу изо дня в день кричат «Крошка, Крошка», он чувствует, что должен как-то доказать свою
