Том 2. Стихотворения

С Асватты капает амрита, свежий мед,
В зеленых вечностях целебность трав цветет,
И солнца новые здесь зачинают ход.

Две птицы вещие сидят вверху всегда,
Одна из них клюет румяный цвет плода.
Другую разглядеть нельзя нам. Никогда.

Чернобыль

Шел наймит в степи широкой,
Видит чудо: Стая змей
Собралась, свилась, как лента, как дракон зеленоокий,
В круг сложилась океанский переливчатых огней,
В средоточьи, на свирели, колдовал им чародей.
И наймит, поверя чуду, что свершалося воочью,
Подошел к свирели звонкой, к змеевому средоточью,
К чаровавшему, в безбрежном, степь и воздух, колдуну.
Змеи искрились, свивались,
Звуки флейты раздавались,
Цепи дня позабывались,
Сон слагался, утончая длинно-светлую струну.
И наймит, хотя был темным,
И несведущим в вещах,
Увидал себя в огромном
Море, Море всеедином, слившем день и ночь в волнах.
И наймиту чудно стало,
Умножались чудеса.
Степь сияньем изумрудным говорила, гул рождала,
И от травки к каждой травке возникали голоса.
И одна из трав шептала, как быть вольным от болести,
И другая говорила, как всегда быть молодым,
Как любить и быть любимым, как избегнуть лютой мести,
И еще, еще, и много, возникали тайновести,
И всходил как будто к Небу изумрудно-светлый дым.
В скудном сердце у наймита
Было радостно-легко.
Океанское раздолье было счастием повито,
И певучий звук свирели разносился далеко.
Так бы вечно продолжалось, счастье видится воочью
Подходящим в звуках песни к змеевому средоточью,
Да на грех наймит склонился, вырвал стебель чернобыль,
Приложил к губам тот стебель — и внезапно все сокрылось,
И наймит лишь степь увидел — лишь в степи пред ним крутилась,
И, кружася, уносилась та же, та же, та же пыль.

Наваждение (владимирское предание)

Жил старик со старухой, и был у них сын,
Но мать прокляла его в чреве.
Дьявол часто бывает над нашею волей сполна властелин,
А женщина, сына проклявшая,
Силу слова не знавшая,
Часто бывала в слепящем сознание гневе.
Если Дьявол попутал, лишь Бог тут поможет один.
Сын все же у этой безумной родился,
Вырос большой, и женился.
Но он не был как все, в дни когда он был мал.
Правда, шутил он, играл, веселился,
Но минутами слишком задумчив бывал.
Он не был как все, в день когда он женился.
Правда, весь светлый он был под венцом,
Но что-то в нем есть нелюдское — мать говорила с отцом.
И точно, жену он любил, с ней он спал,
Ласково с ней говорил,
Да, любил,
И любился,
Только по свадьбе-то вскорости вдруг он без вести пропал.
Искали его, и молебны служили,
Нет его, словно он в воду упал.
Дни миновали, и месяцы смену времен сторожили,
Меняли одежду лесов и долин.
Где он? Нечистой-то ведомо силе.
И если Дьявол попутал, тут Бог лишь поможет один.

В дремучем лесу стояла сторожка.
Зашел ночевать туда нищий старик,
Чтоб в лачуге пустой отдохнуть хоть немножко,
Хоть на час, хоть на миг.
Лег он на печку. Вдруг конский послышался топот.
Ближе. Вот кто-то слезает с коня.
В сторожку вошел. Помолился. И слышится жалостный шепот:
«Бог суди мою матушку — прокляла до рожденья меня!»