Удаляется.Утром нищий в деревню пришел, к старику со старухой на двор.«Уж не ваш ли сынок», — говорит, — «объявляется?»И старик собрался на дозор,На разведку он в лес отправляется.За печкой, в сторожке, он спрятался, ждет.Снова неведомый кто-то в сторожку идет.Молится. Сетует. Молится. Шепчет. Дрожит, как виденье.«Бог суди мою мать, что меня прокляла до рожденья!»Сына старик узнает.Выскочил он. «Уж теперь от тебя не отстану!Насилу тебя. я нашел. Мой сынок! Ах, сынок!» — говорит.Странный у сына безмолвного вид.Молча глядит на отца. Ждет. «Ну, пойдем».И выходят навстречу туману,Теплому, зимнему, первому в зимней ночи пред весной.Сын говорит: «Ты пришел? Так за мной!»Сел на коня, и поехал куда-то.И тем же отец поспешает путем.Прорубь пред ними, он в прорубь с конем,Так и пропал, без возврата.Там, где-то там, в глубине.Старик постоял-постоял возле проруби, тускломерцавшей при мартовской желтой Луне.Домой воротился.Говорит помертвевшей жене:«Сына сыскал я, да выручить трудно, наш сын подо льдом очутился.Живет он в воде, между льдин.Что нам поделать? Раз Дьявол попутал, тут Бог лишь поможет один».Ночь наступила другая.В полночь, в лесную сторожку старуха, вздыхая, пошла.Вьюга свистела в лесу, не смолкая,Вьюга была и сердита и зла,Плакалась, точно у ней — и у ней — есть на сердце кручина.Спряталась мать, поджидает, — увидит ли сына.Снова и снова. Сошел он с коня.Снова и снова молился с тоскою.«Мать, почему ж прокляла ты меня?»Снова копыто, подковой звеня,Мерно стучит над замерзшей рекою.Искрятся блестки на льду.«Так Ты пришла Так иди же за мною»«Сын мой, иду!»Прорубь страшна Конь со всадником скрылся.Мартовский месяц в высотах светился.Мать содрогнулась над прорубью. Стынет Горит как в бреду.«Сын мой, иду!» Но какою-то силойСловно отброшена, вьюжной дорогою к дому идет.Месяц зловещий над влажной разъятой могилойЗолотом матовым красит студености вод.Призрак! Какую-то душу когда-то с любовью ты назвал здесь милой!Третья приблизилась полночь Кто третий к сторожке идет?Мать ли опять? Или, может, какая старуха cвятaя?Старый ли снова отец?Нет, наконец,Это жена молодая.Раньше пошла бы — не смела, ждалаСтарших, черед соблюдая.Ночь молчала, светла,С Месяцем порванным, словно глядящим,Вниз, к этим снежно-белеющим чащам.Топот О, топот! Весь мир пробужденЭтой звенящей подковой!Он! Неужели же он!«Милый! Желанный! Мой прежний! Мой новый!»«Милая, ты?» — «Я, желанный!» — «За мной!»«Всюду!» — «Так в прорубь». — «Конечно, родной!В рай или в ад, но с тобою.О, не с чужими людьми!»«Падай же в воду, а крест свой сними»Месяц был весь золотой над пустыней Небес голубою.В бездне глубокой, в подводном дворце, очутились и муж и жена.Прорубь высоко-высоко сияет, как будто венец. И душе поневоле.Жутко и сладко. На льдяном престолеСветлый пред ними сидит Сатана.Призраки возле различные светятся зыбкой и бледной толпою.«Кто здесь с тобою?»«Любовь Мой закон».«Если закон, так изыди с ним вон.Нам нарушать невозможно закона».В это мгновение, в музыке звона,В гуле весенних ликующих сил,Льды разломились.Мартовский Месяц победно светил.Милый и милая вместе вверху очутились.Звезды отдельные в небе над ними светились,Словно мерцанья церковных кадил.Веяло теплой весною.Звоны и всплески неслись от расторгнутых льдин.«О, наконец я с тобой!» — «Наконец ты со мною!»Если попутает Дьявол, так Бог лишь поможет один.