Сорвать эту розу, сорвать, и познать упоенье, любовь.О, кровь, сколько таинств и счастии скрываешь ты, кровь!
Розовый
Румянец яблока, на фоне Сентября,С его травой-листвой воздушно-золотой,Румянец девушки, когда горит заря,Румянец девушки, идущей за водою,Меж тем как в серебре и в зеркале рекиМелькают, зыбкие, и пляшут огоньки.Румянец сладостно-стыдливого незнанья,Когда услышит вдруг онаЕе смутившее признанье,И он, сдержав свое дыханье,Безмолвно чувствует, что радость — суждена.И наконец еще, румянец тот, предельный,Когда они вдвоем сливаются в одно,И чашей полной, чашей цельнойПьют сладко-пьяное вино,И в этой неге беспредельной,В предвестьи сказки колыбельной,Разбиться чаше суждено.
Предрассветно-лепестковый
Неназываемый цветок,Который нежен и прелестен,И каждой девушке известен,Как всем певцам рожденье строк.Неназываемый цветок,Что только раз один алеет,И повторяться не умеет,Но все вложил в один намек.Неназываемый цветок.
Горицветный
Лепестки горицвета, оранжево-огненно-красные,При основании — с черным пятном.Не сокрыты ли здесь указанья, хотя и неясные, —Как и в сосуде с пурпурным вином?Веселимся, пьянимся мы, любимся, жаркие, страстные, —Темный отстой неразлучен со дном.
Желтый
Спрошу ли ум, в чем желтый цвет,Душа сейчас поет ответ,Я вижу круг, сиянье, сферу,Не золото, не блеск его,Не эту тяжкую химеру,Что ныне стала — веществоДля униженья моего,О, нет, иное торжество: —Подсолнечник, цветок из Перу,Где знали, как лазурь очейНежна от солнечных лучей.
Красный и желтый
Камень и камень, бездушная грудаКамни и камни, их глыба темна.