вампиры избегали посмертного разложения, питаясь жизнями других людей. Скажу лишь одно: когда я засыпаю, моя душа летит над джунглями и речными разливами, чтобы потолковать с душами спящих друзей. Я дал тебе посох вуду, хранящий великое волшебство. Волшебство родом из древней страны, которое притягивает мой дух точно так же, как магниты белых людей притягивают железо…
Кейн молча слушал своего побратима. Он пристально вглядывался в черные глаза Нлонги, и в мерцающих зрачках колдуна ему впервые виделось нечто гораздо более значительное и глубокое, нежели просто алчный блеск адепта черного волшебства. Кейну отчетливо показалось, будто он заглянул в таинственные, зрящие далеко вперед глаза древнего пророка…
— Я говорил с тобой во сне, — продолжал Нлонга, — а потом наслал глубокий сон на души Зунны и Краана. Я переместил их в дальние края теней, откуда они вскорости возвратятся, не памятуя, что с ними произошло. Все склоняется перед волшебством, кровный брат, и звери с птицами повинуются волшебному слову. Там, в холмах, я совершил могучее вуду, призывая стервятников, и крылатый народ поднебесья поспешил явиться на мой зов.
Законы, повелевавшие там, хорошо мне известны, ведь я и сам плоть от плоти волшебного мира. Но как объяснить это тебе?.. Кровный мой брат, ты могучий воитель, но во всем, что касается магии, ты подобен маленькому ребенку, заблудившемуся в дремучем лесу. Какими словами истолковать такому ребенку заветные тайны, для постижения которых потребовалась долгая жизнь? Да и не имею я права разглашать все то, о чем тебе хотелось бы знать… Друг мой, ты называешь мою магию черной и подразумеваешь, что я вызываю злых духов. Я-то уж знаю! Но посуди сам: будь мое волшебство так уж черно, неужто я не оставил бы себе прекрасное и сильное тело юного Краана, вместо того чтобы возвратиться в свое собственное, сморщенное и иссохшее?.. Но нет, я этого не сделаю. Краан получит свое тело назад в целости и сохранности…
Что же до посоха вуду, пусть он останется при тебе, кровный брат. Он защитит тебя и от злых чародеев, и от змей, и от недоброго глаза. А мне, пожалуй, пора назад, в деревушку на побережье, где спит в хижине мое настоящее тело… Что ты намерен делать дальше, побратим?
Соломон Кейн указал пальцем на восток:
— Зов в моей крови нисколько не ослабел… Я пойду дальше.
Нлонга кивнул головой и протянул ему руку. Кейн крепко сжал его ладонь. Таинственность, как маска, сошла с лица колдуна, глаза хитро заблестели: так могла бы веселиться змея.
— Теперь моя пошла, кровный брат, — сказал он, вновь переходя на свой любимый жаргон. Как ни смешно, знанием пиджин-инглиш Нлонга гордился больше, чем всей своей колдовской силой. — Твоя смотри, — продолжал он, — держи ухо востро! Одна такая джунгли, она только и смотрит, как бы обсосать твои косточки!.. И не забывай, что при тебе посох вуду, брат… Ну, наша договорились!
Он опустился на песок, и Кейн увидел, как с юношеского лица Краана начало пропадать выражение мудрой и хитрой змеи, свойственное Нлонге. У пуританина вновь помимо его воли побежали по телу мурашки. Он очень явственно представил, как где-то далеко, на Невольничьем Берегу, в шаманской хижине, зашевелилось, пробуждаясь от долгого сна, сморщенное тело старого Нлонги. Кейн содрогнулся…
Краан сел, зевнул, сладко потянулся и расплылся в улыбке. Рядом с ним завозилась Зунна и начала тереть заспанные глаза.
— Прости, господин, — смущенно проговорил Краан. — Мы тут, кажется, задремали…
— Соломон Кейн!..
Переплетенные ветви громадных деревьев вздымались величественными арками, возносясь на сотни футов над покрытой мшистыми коврами землей. Между чудовищными стволами, словно в готическом соборе, царила таинственная полутьма. Откуда же долетел голос? И право же, не была ли здесь замешана какая-нибудь чертовщина?.. Кто мог нарушить загадочную тишину джунглей посреди неведомого языческого края, окутанного тенью колдовских тайн, только ради того, чтобы окликнуть по имени одинокого путешественника?..
Холодный взгляд Кейна быстро обшарил пространство между деревьями. Одна рука затвердела в железной хватке на рукояти резного остроконечного посоха, худые пальцы другой подобрались поближе к одному из кремневых пистолетов, которые пуританин всегда держал наготове…
И тут из лесных потемок выступила удивительная фигура, при виде которой даже у невозмутимого Кейна слегка округлились глаза. Перед ним стоял белый человек, но до чего же странно одетый! Единственным, что прикрывало его наготу, была набедренная повязка из шелковой ткани, да еще на ногах красовались непривычного вида сандалии. Золотые браслеты, тяжелая золотая цепь на шее и широкие кольца в ушах придавали его облику оттенок варварского великолепия. Большая часть украшений была очень занятной, непривычной Кейну работы; зато серьги были точно такие, какие носили сотни европейских матросов.
Человек был весь исцарапан и сплошь покрыт синяками, как если бы ему пришлось со всех ног мчаться густыми лесными чащобами не разбирая дороги. Тем не менее наметанный взгляд Кейна сразу выделил на его руках и ногах неглубокие порезы, которых уж точно не могли причинить ни шипы, ни хлесткие ветки. А в правой руке человек сжимал короткий кривой меч, и лезвие отливало зловещим багрянцем.
— Соломон Кейн! Во имя завывающих псов ада!.. — с изумлением воскликнул мужчина, приближаясь к смотревшему на него англичанину. — Да подвергнут меня килеванию на корабле сатаны, если я не подскочил, как укушенный, увидев тебя!.. Я-то думал, я тут на тысячу миль окрест единственный белый…
— Я думал то же самое о себе, — ответствовал Соломон Кейн. — Однако прости, я тебя что-то не узнаю…
Незнакомец хрипло расхохотался:
— Ничего удивительного! Я бы, пожалуй, и сам себя не узнал, доведись мне столкнуться в этом лесу с собою самим! Ах, Соломон, Соломон, серьезнейший из головорезов! Сколько лет пролетело с тех пор, когда я последний раз видел твою хмурую физиономию! Только я бы ее и в преисподней признал. Слушай, да неужели ты вправду позабыл славные деньки, когда мы не давали житья «донам» по всему побережью от Азорских островов до Дариена? О пушки и сабли!.. Клянусь костями святых, попили мы тогда их кровушки!.. Погоди, Соломон, ну не мог же ты в самом деле позабыть Ястреба? Джереми Хока?..
В холодных глазах Кейна замерцало узнавание — так скользит над озером тень летучего облака.
— Припоминаю, — сказал он наконец. — Хотя мы и не ходили с тобой на одном корабле. Я был у сэра Ричарда Гренвилля, а ты плавал под началом Джона Беллафонте.
— Точно! — вскричал Хок и выругался. — Я бы с радостью отдал корону, которую потерял, только чтобы возвратилось то времечко! Жаль, сэр Ричард покоится на морском дне, а Беллафонте горит в аду. А сколько парней из нашего храброго братства теперь болтаются по виселицам или кормят добротной английской плотью бессловесных рыб!.. Скорее расскажи мне, мой меланхоличный убийца, правит ли еще в веселой Англии славная королева Бесс?..
— Много лун сменилось с тех пор, как я отчалил от родных берегов, — ответил Кейн. — Но во всяком случае, когда я отплывал, она прочно сидела на троне.
Ответ был немногословен, и Хок с любопытством уставился на него:
— Что, Соломон? По-прежнему недолюбливаешь Тюдоров?..
— Ее сестрица травила мой народ, словно хищных зверей, — резко проговорил Кейн. — Сама она лгала моим единоверцам и предавала их… Впрочем, к нашим с тобой делам это отношения не имеет. Скажи лучше, что ты здесь делаешь?
Кейн успел заметить, что Хок время от времени оборачивался в ту сторону, откуда появился, и,
