сообщения с берегом. Здесь — всего две, по одной на каждом борту.
Ближняя уже спущена на воду и скользит, раздвигая узким носом пенку мокрого снега. На носу стоит пожилой вампир. Кожа его бледна, волосы выбелены временем и горем. И, судя по пристальному, жадному взгляду необычно светлых ореховых глаз, судьба Шарима уже решена.
— Скорее на борт и переодеваться, ты утомлен и весь продрог, — велел лорд, не тратя времени на приветствия. И, не глядя на Фоэра, склонившегося в вежливом приветствии, добавил: — Эту рухлядь пока не топить. Человечья лодка может пригодиться.
Шарим виновато оглянулся на своего спутника, тот чуть кивнул — не спорь. Пришлось перебираться в узкую лодку, приняв помощь одного из четырех ее гребцов. Их сильные руки в несколько движений весел пригнали суденышко под самый борт корабля. Шарима буквально передали на палубу. Так же не уточняя его мнения, отвели в каюту, приобняв за плечи. Помогли переодеться. И все это — молча, усердно, сосредоточенно.
— Что дальше? — спросил своего провожатого юноша, решительно пресекая попытку унести старую одежду.
— Когда лорд-капитан закончит рассмотрение доклада Атнама и примет решение по его делу, он сразу же пригласит вас, — поклонился мужчина подчеркнуто вежливо, не поднимая взгляда выше подбородка собеседника.
— Какое еще решение? — заподозрил неладное Шарим. — И прекрати ты ради Адалора кланяться, мне уже хочется за борт выпрыгнуть от местных обычаев! Почему ты на меня не смотришь?
— Вы лорд, — удивился услужливый вампир. — Вы не соизволили назвать мне ваше имя и узнать мое. Вы даже говорите со мной на языке людей. Я не угодил вам.
— Ох и влип я, — ужаснулся Шарим. — Слушай, у вас хоть строем не ходят?
— Нет, — окончательно запутался собеседник.
— Уже приятно. Ваш язык я знаю кое-как, потому и не говорю на нем. Зовут меня Шарим. И угождать мне не следует. Что за дело возникло с Фоэром?
— Я Ларта, — поклонился вампир, явно успокоенный разъяснениями. Выпрямился и встал чуть свободнее. — Фоэр вернулся без своего лорда. Он может быть признан виновным в неполноте предоставленной защиты. Если так, его лишат звания воина или даже исключат из памяти кровных родичей, подобное возможно в случае несвоевременного выяснения всех обстоятельств.
— Мама мне твердила, что ампари такие мирные, добрые и славные… Когда сидят на другом берегу, не иначе! И что мы с людьми не поделили? — поразился Шарим. — Ну слово в слово — родной грифский слог. Чуть что — карать и лишать.
— Тяжелые времена, — виновато предположил Ларта. — Нас мало. Утрата лорда — это ужасный удар.
— Ага. Его ведь Фоэр силком на берег затащил, — усмехнулся юноша. — Веди к вашему капитану, быстро. Я в замке никого не позволял карать без вины. У меня вся стража по струнке ходила. Ну, когда мама не видела, само собой… Потом я хромал, охая и страдая. У мамочки тяжелая рука.
Услужливость ампари дала трещину. Он еле справился со смехом и перестал наконец тупо пялиться в подбородок. «Уже неплохо», — отметил Шарим.
— Люди — по струнке? Но как же маскировка и тайна проживания? — решился задать вопрос Ларта.
— Нормально. Главное — знать, кого и где ловить и чем воспитывать. Одни полагали, что в замке есть свихнувшееся на справедливости привидение. Другие знали, что им могут устроить, как это называется у людей, темную. Третьи… Впрочем, долго объяснять. Веди.
Ларта недоуменно пожал плечами, но просьбу выполнил. Вывел на палубу и указал на дверь капитанской каюты, совмещенной с рубкой. Рядом пробежал по своим сугубо морским делам еще один ампари, поклонился низко и вежливо. Шарим ощутил, что начинает всерьез звереть.
— Меня зовут Шарим, — рявкнул он во всю силу легких. — И если хоть один глухой на корабле еще раз вздумает поклониться, делая вид, что мы не знакомы, я за себя не отвечаю. Или я вам синяки организую, или вы мне — но от вежливости все равно поможет.
— Что за детские выходки, лорд Эрр Данга, — ледяным тоном укорил капитан, возникая на пороге рубки. — Идите сюда и извольте объясниться.
— Охотно, — обрадовался Шарим. — К вам и спешу.
Он решительно прошел по палубе и нырнул в каюту. Обнаружил там, в креслах с высокими прямыми спинками, двух ампари средних лет. Третье, центральное кресло пустовало, но к нему уже двигался лорд Шагра, плотно прикрывший дверь. На ходу он указал Шариму его место: чуть в стороне, на широком удобном диване.
Фоэра усадить никто не попытался. И переодеться ему не предложили. Воин так и стоял перед тремя хорошо одетыми важными ампари — голый по пояс, мокрый, усердно изучающий взглядом пол у ножек кресла лорда Шагры. Шарим чуть усмехнулся и пристроился рядом, выбрав себе в качестве объекта исследования сапоги лорда.
— Ты что вытворяешь? — тихо и холодно возмутился капитан. — Сядь куда велено, дитя сестры.
— Мы в равном положении, — покаянно вздохнул Шарим, усердно кланяясь. — Он приплыл без лорда. Я сбежал, не защитив маму. Клянусь белым светом Адалора, моя вина тяжелее — я, Шарим Эрр Данга, сдал в руки врага родную кровь.
— Мое имя Долан. Долан Эрим. Семья Данга никогда не позволяла скучать окружающим, — довольно отметил сидящий справа от капитана ампари. — Их не устраивают наши традиции, они предпочитают вводить свои… И этот ребенок туда же гребет, не зная ровным счетом ничего о законах и правилах.
— Мне мама про законы рассказывала, — утешил родича Шарим. — Слушайте, не стоит тянуть с решением. Мы ужасно и окончательно виновны. Лишайте, проклинайте и так далее, желательно пожестче. И мы тотчас уплывем. Лично я могу и без лодки попробовать.
Фоэр, до сих пор кое-как справлявшийся с приступами смеха, согнулся и закрыл лицо руками. Долан последовал его примеру. Сидящий слева хрипло извинился и покинул каюту. Видимо, его способность адекватно воспринимать происходящее иссякла. Старый лорд Эрр Тирго недовольно покачал головой:
— Не вмешивайся в дело, к которому непричастен. Сядь, сын второй крови.
— Стоп. Не годится, — решительно возмутился Шарим. — У меня есть взрослый родственник, меня нельзя так запросто усыновить без моего и его ведома. Законы я знаю. Мама постаралась.
— Я говорил — скучно не будет, — отметил Долан. — У мальчика имеется свое мнение.
— Через двадцать зим — и то не стану слушать, — рявкнул Шагра. — Это мой сын, и я решаю, что ему говорить и что делать.
— Я вернул Фоэра с дороги во тьму, — сообщил Шарим. — И сам удержался на краю пропасти лишь благодаря его помощи. Теперь он мой родич, я имею право объявить об этом. Что и делаю.
— Выберемся отсюда — я тебе устрою… по-родственному, — пообещал Фоэр, сжимая в кулак опущенную руку. — Сынуля самозваный! Мало мне было проблем с твоим братом!
— Изволь молчать, упрямец, — без прежнего пыла одернул воина Шагра. — Шарим, что ты говоришь? Твоя мама отослала тебя к родне, чтобы спасти. И здесь никто не творит беззакония. Хотя именно это ты вбил себе в голову. Фоэр не уберег своего лорда. Мы должны выяснить, при каких обстоятельствах. Иначе весь его род будет под гнетом недосказанности и подозрений.
— Если я еще не достиг взрослости, это не означает, что я не способен ощущать ложь. — На сей раз Шарим говорил тихо и смотрел прямо в глаза своего дяди. — Вы осуждаете Фоэра Атнама. Разбираться ведь можно было иначе: сидя за одним столом. Нам обоим сейчас и без ваших упреков больно. Моя мама в руках людей. Худших из этого народа — столичных служителей. Мой брат там же. И если вы хотите судить кого-то, судите всех, кто привел этот корабль к берегу и позволил Архе высадиться на сушу. Тратьте время. У вас его много. У них — нет.
— Извините, лорд, — быстро пробормотал Фоэр, сгреб упирающегося Шарима в охапку и силой усадил на диван.
Сам устроился рядом, не отпуская плечи юноши. Он прекрасно видел и ощущал недавно полученной общей кровью: его маленький лорд устал и держится на ногах лишь благодаря своей упрямой гордости. Надо срочно прекращать все споры и приниматься кормить и лечить. Шагра Эрр Тирго пришел к тому же
