выводу. Кивнул и тихо, без прежней жесткости тона, попросил соседа позаботиться о пище. Сел на диван с другой стороны и положил ладонь на руку Шарима.
— Те дети, что растут на мирном берегу, в твои зимы еще пускают кораблики и поднимают в полет воздушных змеев, — вздохнул лорд. — Я, оказывается, тоже привык к миру и поверил, что детство длинное. Забыл, как умеют его укорачивать люди. Прости меня, сын сестры. Но ты тоже неправ. Здесь нет той злобы, что правит коварным и лживым законом иного берега. И твоему другу Фоэру никто не желает дурного. Просто вы оба бесконечно упрямы. Он желает остаться в краю людей. Мы все против. Как же быть? Связать вас обоих и больше не развязывать до конца ваших дней?
— А если нас отпустить? — предложил Шарим, устало позволяя Фоэру опекать себя. — Мы вернемся. Честно. Вдвоем мы справимся. Я даже обещаю, что мы не станем никого спасать при наличии избыточного риска. Просто установим связь и выясним, что у них происходит. Я знаю людей и буду осторожен. Фоэр не даст меня в обиду.
Ампари, назвавшийся Доланом, вернулся с подносом, полным разнообразной еды. Придвинул кресло, устроил поднос на коленях и насмешливо прищурился, наблюдая, как маленького лорда кормят едва ли не силком старый лорд Тирго и возмущенно рычащий воин Атнам. Потом в два голоса убеждают его немедленно заснуть и отдыхать долго и полноценно.
Справившись с задачей, оба тяжело вздохнули и встали. Тирго уложил юношу на диване, достал шерстяное одеяло. Накрыл спящего упрямца. Погладил по волосам дрогнувшей рукой.
— Он не хотел вас обидеть, — виновато вздохнул Фоэр. — Просто он жил там и ничего не понимает. Ищет в каждом нашем действии привычное для себя. Раз судят — значит, хотят обвинить в чем-то ужасном и наказать. Раз назвали сыном — принуждают.
— Странно, — тихо отозвался лорд. — Аэри объясняла мне, что люди нас не только ненавидят, но зачастую просто не понимают. Я не верил. Теперь меня не понимает мой второй сын, воспитанный в мире людей. Считает каким-то чудовищем. Того и гляди, я начну с ним враждовать. Неужели мы могли достичь взаимопонимания с теми — на другом берегу? При некотором, пусть и невероятном, везении. И не справились, потому что слишком разны, а не только из-за их безмерной дикости и коварства.
— Не ведаю, — усмехнулся Фоэр. — Но мне-то что делать с новоявленным сыном? Он усвоил начальную часть закона, базис. Уже много для его возраста. И не знает, само собой, наших правил жизни касательно семейной ветви. Как твой сын он всего лишь обретает дом и поддержку. А как мой… Слушай, мне теперь что, делать предложение леди Аэри, если мы ее спасем? Я прекрасно помню твою сестру. Она убьет меня, не дослушав.
— Ты же воин. — Идея развеселила лорда. — Отобьешься. В крайнем случае постараешься спастись бегством. Сам виноват. В твоем возрасте следовало бы иметь семью. Я столько раз пытался обсудить эту тему! Но ты у нас упрям. Ты сразу вскакиваешь из-за стола и начинаешь очередное представление: «Я смиренно приму вашу волю, лорд. Только изложите ее в форме приказа, раз вы снова оказались к истине ближе, чем я…»
— Мог бы хоть сегодня переодеться и покушать, прежде чем портить всем настроение, — добавил Долан. — Парнишка решил, что тебя сейчас казнят, не иначе.
— Я переоденусь и отдохну, — кивнул Фоэр. — Только не уходите пока от берега. Надо вернуть Арху. Или хотя бы увидеть его. Иначе вам придется меня действительно связать!
Сквозь сон Шарим не то чтобы слышал разговор, но улавливал его общий смысл. Кровь — сложная и тонкая структура. Подвижная, капризная, порой предоставляющая удивительные возможности. Она может донести едва ли не дословно чужую мысль, сформулированную в невысказанные вслух слова. Точно так, как произошло возле хижины Эдды. Само собой, услышать можно лишь человека, то есть ампари, которого знаешь давно и очень хорошо. Чувствуешь его настроение, воспринимаешь ток вашей общей, однажды смешавшейся крови. Можно услышать. А бывает и наоборот. Ждешь хоть малой весточки — и не получаешь ее! Он так внимательно вслушивается в мамин образ… Пусто. Нет отклика. Нет теплоты или хотя бы отказа. Совсем ничего. Леди закрыта для общения. Она, как обычно в тяжелые времена, работает.
Шарим проснулся на закате следующего дня. Он чувствовал себя бодрым и совершенно здоровым. А еще постыдно грубым и глупым. Ну зачем шумел? Не разобравшись, никого не выслушав. Забыв начисто все, чему учила мама.
— Шарим! Вставай, ужин на столе, — пригласил голос дяди.
— Вы… ты на меня очень сердит?
— Нисколько. Ты просто уникальное соединение характеров и крови двух несочетаемых и несхожих ампари. Отец — воин и стратег. Мать — советчица, мастерица настройки душ. Он был очень жестким и чересчур прямолинейным, настоящая скала. А моя сестра Аэри всегда избирала путь воды, обтекающей препятствия. Она звала его «мой берег». Мы все боялись, что без мужа Аэри утратит себя.
— Ей было тяжело. И сейчас ей плохо. Мама не верит, что с людьми можно о чем-то договориться.
— Но ты — веришь?
— Не знаю… У меня есть названая сестра. Человек. И друзья были. И враги, которые меня все равно не сдали служителям. Люди разные. Ты правда не сердишься? Мне ужасно стыдно. Я прямо боюсь глаза открывать.
— Броди на ощупь, как распоследний человечий зрец, — посоветовал дядя. — Но если откроешь, придется признать, что я твой второй отец. И я отвечаю за тебя. Не думал, что увижу продолжение своего рода. Младший сын полнее наследует кровь матери. Ты настоящий сын семьи Эрр. Твой брат Арха — он куда более Данга. У него кожа сияющего золота и волосы почти в один тон с ней. Ты смуглее, тоньше. И ты более склонен прислушиваться к словам окружающих, анализировать свои поступки, пусть и с некоторым запозданием. Это замечательно. Аэри гордится тобой, я уверен.
Шарим улыбнулся, открыл-таки глаза и сел. Сегодня, когда он больше не ждал подвоха от соплеменников, капитан не казался ему мрачным или опасным. Скорее утомленным множеством утрат, давних и новых. Шарим запоздало сообразил: суд действительно состоялся. Шагра Эрр Тирго уверен, что именно он виновен в ужасной участи лорда Архи. Сам доставил на остров, сам позволил остаться там фактически в одиночестве… Не уберег.
— Мне странно звать кого-либо отцом, — виновато признался Шарим. — И вдвойне странно ощущать родство. Вот я и вытворяю…
— У меня есть имя, — напомнил дядя. — К тому же ты изволил заиметь двух отцов, капризный лорд. Фоэр до сих пор пребывает в недоумении. Даже не сбежал на берег ночью, как планировал.
— Почему вчера все звали меня на «вы» и кланялись?
— Радовались, что обрели нового лорда. Старались соблюдать обычай людей в той мере, в какой его себе представляют. Удивлялись, что ты не называешь имени. Я полагал прежде, что взаимное непонимание, пропасть отчуждения — это выдумки Аэри. Теперь изменил мнение. Кушай, не отвлекайся.
— Шагра, — попробовал сладить с именем дяди Шарим, — я говорил Фоэру, что ему нельзя идти на берег. У него акцент. У вас у всех, так точнее. А еще он слишком воин.
— Увы, мы твердим то же самое и не услышаны, — вздохнул капитан. — Он упрям. С твоим братом знаком чуть ли не с его рождения, уважает и обожает лорда.
— Он погибнет. Или хуже того…
— Понимаю. Я был никудышным отцом своим детям, Шарим. Я не мешал им делать то, что они считали правильным. Хотя идеи были опасны и я понимал, насколько… Теперь судьба по безмерной своей доброте позволила мне встретить тебя, сын второй крови. Что же мне делать? Наверняка потерять Фоэра или рисковать вами обоими?
— Я уже не знаю, что правильно.
— Голос крови и все прочие голоса — они советуют, но не принимают решений. Отвечаем за свои поступки мы сами, никто иной. Я сказал бы, что пойду с вами… Но так я лишь уничтожу последнюю надежду. Не заметить трех ампари в одном месте немыслимо. Особенно когда два из них лорды.
— Ты согласен?
— Если вы не вернетесь, я понятия не имею, как и зачем мне жить, — совсем тихо сказал Шагра. — И
