Пора!
Оттолкнувшись от камня, влетел в поток. Ничего героического, между прочим. Глупость и дурь. Два утопленника всегда хуже одного.
И как же я удивился, когда мой план сработал! На повороте удалось втиснуться между стенкой и женщиной. Её всё равно ударило, но только о борт надувной лодки.
Причальный трёхметровый линь я пропустил под ремешком её вязанки и закрепил на корме, потом плюхнулся на банку и ухватил вёсла. После двух-трёх гребков глянул на женщину. Она была в странной отключке: уставилась мне в глаза, но никак не реагировала, просто держалась за связку своих щепочек и смотрела. Странный взгляд для почти покойника.
А я?
А я грёб! И уж поверьте, моей гребле могли позавидовать все фредрикссоны и хельмы вместе взятые! Впрочем, на моём месте любой бы вёслами пошевеливал. Отчаяние придавало сил, а недостаток мужества восполнялся страхом.
Я уже видел свой изломанный труп, затерянный в бесчисленных нишах и кавернах горного массива, заброшенный пустой лагерь, вертолёт, сердитых людей... и чудиков в смешных, цветастых балахонах. И как кто-то звонит к родителям в дверь, здоровается с моей мамой, Екатериной Ивановной, и кладёт у порога рюкзак...
Когда рёв водопада стал оглушающим, я проклял свою самонадеянность. Моих приятелей даже страховка не спасла. А мне-то и вовсе надеяться не на что! Будь у меня нож, я бы перерубил канат... что было, конечно, невозможно: я же не мог бросить вёсла!
А потом лодка ударилась о камень. Я даже не стал оборачиваться: вывалился в воду, ухватился за причальный линь и вытащил вязанку вместе с женщиной и лодкой на берег.
***
Она пришла в себя на следующий день. Долго смотрела на меня и молчала.
Сперва я не возражал, но потом ответное молчание мне показалось невежливым. Всё-таки она была у меня в гостях.
- Здравствуйте, - сказал я. - Вы живы. Я вас выловил из реки.
- Святой Николай! - прошелестела женщина. - Не слабо...
- Ого! - удивился я. - Угадали. Николай.
- Русский?
- Украинец!
- Неважно, - улыбнулась она.
Я пожал плечами: мне на её национальность тоже было наплевать.
- Рамзия, - шёпотом представилась женщина, и добавила: - У тебя неважный вид, Коля.
- Думаешь, у тебя 'вид' лучше, Зия?
Но она уже не слышала: голова откинулась, ресницы опустились.
А выглядела Рамзия и вправду 'не очень': запавшие глаза, острые линии носа, втянутые щёки под далеко ушедшими вперёд скулами, шарики ключиц и выпирающие лопатки. Грудь была 'никакая' - соски едва приподнимались над решёткой рёбер.
Не думаю, что был образцовым сиделкой, но старался: протирал её влажной губкой, укрывал пледом и боялся, что она так и не придёт в себя. Складывалось впечатление, что она голодала, по меньшей мере, год. Дважды в сутки я заставлял её глотать несколько ложек ухи, но эта мера касалась только работы желудка, - основное питание вводил через капельницу в соответствии с инструкциями нашей экспедиционной аптечки.
В следующий раз она очнулась только через два дня. Внимательно осмотрела палатку, перевела взгляд на капельницу, потом на свою руку с иголкой.
- Я хочу встать.
- Зачем?
- Мне нужно.
- Да бросьте... вы уже лежите третьи сутки!
- Мне нужно встать!
Я перекрыл капельницу, вынул из вены иглу и продезинфицировал место укола раствором спирта.
- Давайте руку, помогу...
Но она не позволила мне даже этого: сама поднялась, и, как была, нагая, вышла наружу.
Вернулась она минут через пять, - я уже подумывал пойти посмотреть... всё-таки больной человек, мало ли? - расстелила на раскладушке снятое с бельевой верёвки полотенце, улеглась, укрылась пледом и спросила:
- У тебя есть что-нибудь для женских дел?
