Справившись со своими делами, я возвращаться не стал. Вылез на ближайший валун и стал 'смотреть горы'.
Приятное занятие, я вам скажу. Казалось бы - камень, но столько форм, причуд, изгибов... теней неясных переливов, души взлохмаченной этюд.
Забавно, как мы с Катькой познакомились. На свадьбе... разумеется, на свадьбе - мое рабочее место. Тамада, куплетист, мастер импровизаций... Так написано на моей визитке. Массовик-затейник, словом.
Я Катюшу еще на поздравлениях приметил. А потом, как ребята сто первый раз Мендельсона отыграли, шепнул ей: 'нельзя быть такой красивой, девушка. Могут украсть'. А она мне ответила: 'скорее бы...'
Хорошо сказала. Ключик что надо!
Я тогда ей весь вечер баллады пел. Под 'Everday', конечно. Все на одну тему: 'скорее бы'... о тщетности борьбы... с гламуром, о точности стрельбы... Амура, превратности судьбы... авгура...
Жека душевно струны перебирал, Вадяня барабаны оглаживал. А я аккордеону едва меха шевелил. Гармошка - мой конек: правая рука не знает, что делает левая. Хорошо тогда скатили. Не Джим, Дон, Дэйв, конечно. Но и не 'Варвара жарит кур', между прочим. Спелись, чего там. Не первый год...
А ведь уже тогда мой внутренний голос не молчал.
Ведь я и есть авгур. Ну, как же: рифмач - носитель тайного знания. Чем не повод для изгнания? Вот такое наказание...
Они думают, что нанизывание слов на прутик - дар Божий.
А по мне - обуза.
У всех правильные занятия и понятные желания: к чему-то стремятся, чему-то учатся, где-то работают. А я навечно прикован к праздничному столу: мне рады, потому что я - душа общества. Убери общество - и нет меня, все - пустая болтовня, эх! полцарства за коня!..
Позади зашуршало.
Я испуганно обернулся. Так и есть. Зовут. Руками машут.
Рисковать здоровьем не хотелось. Поэтому я без споров спустился с валуна и вернулся на площадку перед скалой.
У стены сидел Гарсилас и промачивал разбитые губы антисептической салфеткой. Виталий не изменил своего положения. Только разулся и старательно разминал щиколотку правой ноги.
Больше никого не было.
- А где все? - спросил я.
- Уже соскучился? - улыбнулся командир. - Присаживайся. Сторговались, вроде. Но придется немного поработать. Так просто не отпускают.
- И что?
- Нашкодили мы крепко. Оказывается тут у них кладбище, прямо в горе. Здесь, неподалеку, пещера, они там своих покойников складируют. А скала, что я краской подмазал, - окно в мир для усопших предков. И через это 'окошко' их предки за нами уже тысячу лет подглядывают. А я, значит, им бельмо на глаз посадил... Что еще?
Это он заметил, как я судорожно вздохнул.
- Да видел я этот глаз, - признался я. - В бинокль.
- И можешь забыть, - благодушно успокоил Виталий. - Суеверия и темнота. Твоя задача залезть наверх и затереть маркер. После этого обещали отпустить.
- Затереть? Это же мел! Он в породу впаивается.
- У нас есть немного краски. Граффити никогда не увлекался? 'Задуешь' и мать его... Отсюда никто не разберет: стерли или закрасили.
- А дед руки не вырвет, когда я ступеньки колотить буду?
- Никаких ступенек, парень, - с непонятным воодушевлением сказал Виталий. - Впрочем, они разрешают взять все, что не царапает камень...
- Погоди, - остановил я командира. - Ты хочешь сказать, что отправляешь меня наверх без ступенек? Без гвоздешлепа и страховки?
- Ну, положим, страховка у тебя будет, - заметил командир. - Нижняя. Обеспечишь кулачковыми закладухами, у нас их три. Дам тебе два хороших каната по десять метров. За сегодня еще успеешь сделать пару десятков этапов по четыре-пять метров каждый. Я присмотрю щели для клиньев...
- Почему четыре-пять метров? - тупо спросил я.
- Потому что больше семи метров свободного падения никакая веревка не выдержит.
- А я, значит, выдержу?
- Во-первых, выдержишь, я тебе из ремней беседку на задницу навяжу, так что тряхнет крепко, но жить будешь. Да и веревки у нас маммутовские, с приличной динамикой. Не резинка, конечно, но душу не выдернут...
- А во-вторых?
- А во-вторых, не падай, - усмехнулся Виталий.
- Ты с ума сошел! - мне даже горло сдавило от ужаса. - Это две с половиной сотни метров! Без
