Габриелле и Джуду я познакомилась с миром матерей и их детей.
Любящие матери живут в каком-то своем, особенном мире, куда вход есть только для них и их детей. Матери всегда удивляют своими идеями. Например, Габриелла однажды услышала, как я напеваю Джуду песенку «Ник-Нак Пэдоивак». Она тут же закричала: «Как ты можешь петь своему племяннику такую песню? Она же о каком-то сумасшедшем педофиле!» А все из-за фразы в припеве: «Ник-Нак Пэддивак бьет в мой живот, Ник-Нак Пэддивак песенки поет!» В моем представлении это была просто милая чепуха.
— Что это за садист, который бьет в живот ребенка, как в тамтам, и при этом распевает песни? — повторяла Габриелла. — Этого извращенца нужно вздернуть на виселице!
— Но я даже пропустила куплет со словом «зад»! — оправдывалась я. Это не смягчило моей вины в глазах Габи. В том же духе она отслеживала все мельчайшие подробности ежедневного существования Джуда, о которых не задумался бы ни один нормальный человек, например, Олли.
Она передвигала его высокий стульчик за столом каждый раз на новое место, чтобы пе ред его глазами всегда был новый вид. Одевала его в ползунки, чтобы резинка трусов не давила на его толстый животик. Каждый вечер она перестраивала его домик из картонных ящиков, чтобы утром он находил то квартиру-студию, то пентхаус. Однажды, увидев лису в саду, она заорала из своего кабинета: «Лиса! Все сюда, в саду лиса!» Няня Аманда как раз меняла Джуду подгузники, но все бросила и потащила голого Джуда к окну, чтобы он впервые в жизни увидел лису. Он увидел ее и сказал: «Ой!», что приятно компенсировало тут же налитую на ковер лужу, размером не меньше чем от добермана.
Я благоговела перед Габриеллой-матерью. В ее любви к сыну было что-то, за что можно было простить ей авансом все ее прегрешения. Я чувствовала, что пока в мире есть матери — и отцы, конечно, отцы тоже, — которые любят своих детей с такой невыразимой страстью, с какой Габриелла любила своего, для всех нас есть надежда. И когда я сравнивала ее с тем нашим клиентом, из-за которого Джейсону пришлось отказаться от своего «послеспектаклевого» кофе… Гнусная свинья. На что он планирует потратить те деньги, которые сэкономит на своем сыне? На пиво? На новую стереосистему? На операцию по увеличению груди для своей новой подружки?
Я проследила, как к дому подъехала машина марки «форд-фиеста». Оттуда выскочил молодой человек с несвежим букетом цветов в руках. Больше ничего при нем не было. Значит, он там живет, раз не взял с собой никаких принадлежностей. В два прыжка преодолев забетонированную тропинку, он тихонько постучал в дверь. Ну, это подход завсегдатая дома! Дверь распахнулась, мама Чарли бросилась ему на шею, и они поцеловались. Потом, как будто это было запланировано, чтобы меня окончательно добить, малец в пижаме протиснулся между ними и потянулся к мужчине.
За свои старания малыш был удостоен настоящего мужского рукопожатия и крепкого объятия. Мне неловко было на это смотреть, так что я отвела взгляд. Объектив видеокамеры я направила в пол, чтобы заснять чудную картину: банки из-под колы, упаковки из-под сока, истрепанные карты, обертки от батончиков «Сникерс», пакеты от чипсов и мелочь. Все это толстым слоем покрывало коврик на полу машины. Я медленно подняла камеру, направив объектив на почти такой же дом через дорогу. Ночные съемки всегда ужасного качества, никто не заметит подмены.
Я проторчала там до двух тридцати, чтобы создать впечатление, что напрасно прождала появления бойфренда. Потом я поехала домой и, войдя в свой подъезд, увидела толстушку с волосами мышиного цвета, в черных брюках, туфлях-лодочках и бежевой безрукавке. Сидя на голых ступеньках лестницы, она читала пухлый том с тисненым золотом названием. Ее голые руки были бледными, в веснушках, но вид у нее был жутко деловой. Увидев меня, она поднялась с места и рявкнула: «Ханна Лавкин?» Я восприняла ее как потенциальную угрозу.
— Кому это надо знать без четверти три ночи? — ответила я.
— Так это ты! — закричала она, отбрасывая книгу и подбегая ко мне. — Сучка! Я тебя ненавижу, ты украла моего жениха! Зачем он тебе? Мы любили друг друга, а ты его снова уводишь, просто из ревности, и я узнаю об этом, только когда моя бедная мамочка читает сообщение о помолвке в дурацком «Телеграфе»! Ты, шлюшка! Я последние пять дней была в Монте-Карло на яхте, прилетела только сегодня утром, и даже не знала, что моя помолвка расторгнута!
Я решила сбежать, пока эта туша меня не нокаутировала:
— Дорогая, ты же не хочешь, чтобы тебя задержали за оскорбление личности? — сказала я спокойным голосом, и она замолчала, что придало мне уверенности в себе. — И чтобы больше я не слышала слова «шлюха». Если ты Люси, ты сама та еще штучка, насколько мне известно.
От волнения она схватилась за заколку и распустила свои собранные в хвост волосы, так что они свесились на одно плечо.
— Что? Что ты там мелешь? Джейси никогда не стал бы тебе рассказывать… — Ее губы дрожали. — Он бы тебе ничего не сказал. Он меня любит. Я знаю, ты его запутала, я знаю, что он любит меня. — Она засопела. — Что ты с ним сделала? Он не берет мобильник, его нет дома весь день, весь вечер, даже ночью он не отвечает на звонки. Я тут три часа уже торчу!
Из этого монолога я поняла, что Люси предстоит многое узнать о Джейсоне. Он никогда не отвечает на звонки по мобильнику. Я сама ему подарила телефон на последний день рождения, очень дорогой. Но Джейсону казалось, что, когда он подносит его к уху, оно начинает болеть, и от этого он может оглохнуть. «Из-за мобильника может развиться опухоль мозга», — с уверенностью говорил он. Поэтому он всегда старался оставлять его дома, и моей обязанностью было заставлять его брать телефон с собой, включать его, подзаряжать.
— У тебя цепочка перекрутилась, — Люси пухлым пальцем показывала на мою шею. Я поправила цепочку, не сводя с нее глаз. — Я когда такое вижу, всегда говорю.
— Молодец, — ответила я.
Неужели мы с ней похожи?
— Люси, — медленно проговорила я, — пойдем ко мне. Я рада, что ты пришла.
Она встряхнула волосами, напомнив мне взбешенную кобылицу, отмахивающуюся хвостом от мух. Я пригласила ее в свою гостиную, где она с отвращением стала озираться на грязные стены, обклеенные светло-розовыми когда-то обоями. Потом, обернувшись ко мне, сказала:
— Не понимаю, как вы уживались с Джейси. Он ненавидит, когда неопрятно.
Я чуть не сказала ей, что сейчас квартира просто в идеальном состоянии, но не могла, потому что старалась дышать через рот. Мартина оказалась права. У Люси ужасно воняло изо рта. Но я сдержалась и промолчала на эту тему. Предложив ей присесть, я принесла стакан воды для нее. Потом уселась подальше, чтобы до меня не доносилось ее дыхание. И начала:
— Люси, буду с тобой откровенна. Джейсон на самом деле любит тебя, а не меня. Ваша с ним помолвка действительна. Ты права, я вела себя ужасно. Это я из ревности. Мы с ним не обручены…
— Ага, а почему тогда у тебя на безымянном пальце этот убийственный бриллиант? — проскрипела она.
— Ах, это! — Да, тут я дала маху. Я сорвала кольцо и швырнула его в ящик. И неожиданно для себя заметила на руке Люси кольцо бабушки Джейсона — то, которое напоминало мне бородавку.
— Мне так неловко! — добавила я. — Я… ну, ты ведь знаешь, что он мне уже делал предложение однажды? И тогда подарил мне это кольцо. — Я нервно улыбнулась, подумав, вдруг Джейсон рассказывал ей о том вечере в подробностях. Но никакого взрыва эмоций не последовало, так что я сделала вывод: у него хватило ума промолчать. — Я продолжала носить его, обманывая себя. Это я подала объявление в газету. Он об этом ничего не знал. Для него это было потрясением. — И замолчала.
Обеими руками, по которым было видно, что она действительно часто готовит, Люси утирала слезы:
— Бедный парень! Тебе должно быть стыдно. Сколько сейчас времени? Я должна позвонить ему. — Плавным движением она вытащила из своей огромной сумки мобильник размером с кирпич.
— Нет-нет, не надо! — испугалась я.
— Почему? — Люси положила мобильник на колени.
— Потому что… Я думаю, он сам скоро тебе должен позвонить. Сегодня утром мы долго разговаривали. Он дал мне понять, что у меня нет надежды, снова быть с ним. Он сказал, что мне пора перестать фантазировать и начать жить своей жизнью. И еще, он не говорил об этом, но я знаю… У меня есть один недостаток, с которым Джейсон не в силах примириться. У меня неприятно пахнет изо рта. Я
