после нашей встречи в парке. На прощанье даже не сказал: «Увидимся». Вот его точные слова, когда он подзывал такси:
— Ну, теперь сама занимайся своими делами, бывшая жена.
Я не отношусь к таким женщинам, у которых хватает времени или ума, чтобы анализировать каждое слово, сказанное мужчиной. Но даже ежу было бы ясно, что наше прощание меньше всего было похоже на расставание страстных возлюбленных. В сущности, это был тот Джек, каким я его знала всегда. Для него такая любовница, как я, — просто развлечение, времяпрепровождение, нечто подцепленное по случаю на вечеринке, когда больше никого не оказалось рядом. Ну вот, я снова драматизирую, наговариваю на Джека. Я же знаю, что кое-что для него все-таки значу. Но значу ли я для него все? Мне хотелось, чтобы все его мысли были обо мне.
Я устала от этой неуверенности в отношениях с Джеком. Я успокаивала себя тем, что я не эксперт в таких вопросах. Объясняла его невнимание ко мне тем, что у нормального мужчины потребность в близости то больше, то меньше, как фазы убывания и роста луны. Невозможно, да и вредно для психики все двадцать четыре часа в сутки целиком посвящать ухаживанию за женщиной. Так иссякнут, все душевные силы и душа останется пустой. Чтобы не потерять себя, надо иногда отстраняться, собираться с силами. Я была уверена, что даже психотерапевт Джейсона согласилась бы со мной. Наверное, эмоциональная открытость — как библиотека: с понедельника по пятницу открыта весь день, в субботу работает до трех, воскресенье и каждый третий четверг месяца — выходной.
Мама сказала:
— Ну, это тоже неплохо, — но голос у нее был неуверенный. Она изящным движением поднесла к губам чашку: — Как поживают его родители?
— Не знаю. — И тут же мне стало неловко из-за того, что я не знаю.
— Он о них что-нибудь рассказывал? — спросила Анжела. Я сообразила, что она осторожно подталкивает меня к какой-то мысли, но к какой — не могла сообразить. Поскольку мы с ней только начинали выстраивать свои отношения, я не могла ответить так, как мне хотелось. А мне хотелось рявкнуть: «Я его черт знает сколько лет, не видела, так что, нам больше поговорить не о чем, кроме как о его родителях?»
Вместо этого я ответила:
— Нет, ничего особенного не говорил. — Она молчала. А я добавила: — Они странные люди, но, по- моему, он принимает их такими, какие они есть.
В кухню вернулся мистер Коутс, его не было черт, знает как долго. У него, наверное, запор. Ну вот, опять у меня дурацкие мысли в голове. Неудивительно, что Джек хочет держаться от меня подальше. Меня уже не в первый раз посетила мысль, что было бы здорово недельки на две обменяться мозгами, скажем, с Эйнштейном.
— Вы говорили о родителях Джека? — спросил мистер Коутс. Для его возраста (ему не меньше пятидесяти) слух у него неплохой.
— Ну да. — Мама втянула его в разговор. Я и забыла, что трое — это уже толпа.
— Его мама недавно снова вышла замуж, — бросил мистер Коутс так небрежно, будто люди каждый день повторно выходят замуж. Впрочем, может, так и есть. — У ее мужа трое мальчиков, уже взрослые — лет по двадцать. Он рассказывал, что она только о них и говорит.
Как только я услышала эти слова, червь сомнения снова начал точить мою душу. Почему же Джек не рассказал об этом мне? Как это понимать? Я почувствовала слабость в желудке, следовательно, что-то здесь не так. У Джека великолепно получалось рассуждать о моей жизни. Он — «все в одном флаконе»: и мудрец, и фаталист, и психолог. Но когда речь заходит о его проблемах, он замирает на месте, как муха, попавшая в сироп. Он не рискует довериться мне. Как правило, я считаю ненормальными женщин, которые жалуются, что не могут разговорить своих мужчин. И чего ты потеряла, думаю я. Радоваться нужно!
Но сейчас мне было необходимо, чтобы он рассказывал мне все. Отчасти потому, что хотела знать все, что относится к нему. Но еще и потому, что его молчание не предвещало ничего хорошего.
— Ладно. — Я встала. — Рада была повидать вас обоих. Ну, оставляю вас, надеюсь, что у вас все и дальше пойдет хорошо.
Я надеялась, что мама не догадывается об истинном смысле этой фразы: «Мне действительно уже пора, не возражаете?»
По дороге к машине я оценила свое поведение в гостях на пять баллов из десяти возможных. Я строгий судья, но мой визит действительно прошел с успехом. Я никого не оскорбила. Мистер Коутс меня не оскорбил. Хотя повод для этого был. При виде него я ощетинилась, боясь за маму, как будто мы с ней поменялись ролями. С моей стороны это было дерзостью, потому что я уверена: он никогда не смог бы причинить ей столько боли, сколько причинила я.
Еще я была немного выбита из колеи из-за мамы. Именно сейчас, когда я мечтала остановить мгновение, проведенное с Джеком, она разобралась со своим прошлым очень просто — отмела его напрочь, заявив, что это все старье. Но Джек был моим прошлым, которое я вовсе не готова забыть.
Еще меня рассердило то, что она что-то от меня утаила. Она так странно расспрашивала меня о Джеке!
В тот же вечер он, наконец, позвонил. Но я-то подсчитала, что мы с ним не разговаривали уже целых три дня, так что была с ним сдержанна.
— У тебя плохое настроение? В чем дело? — Сначала я надулась, потом все ему высказала. Ну, не все. Я не сказала, например, что меня беспокоит, что мы с ним потеряли темп, что он удрал в Лос-Анджелес, а когда вернулся, стал ко мне намного прохладнее, что в глубине души я почувствовала себя почти так же, как десять лет назад. Я только сказала ему, что мне говорил Джонатан про его маму.
— Нуда, Джонатан! — ответил Джек. — Наш… покоритель сердец! Я собирался тебе рассказать. Задержка вышла из-за него. Мы с тобой только о нем и говорили, — как он поднял пыль в твоей семье. Тут есть и твоя вина тоже. Когда я с тобой, я могу думать только об одном… в основном развратные мысли.
Ухмыльнувшись, я свернулась в клубочек возле телефона. Боже, посмотри на меня. У меня есть мужчина, у меня есть острое желание подписаться на журнал «Космополитен», я хочу купить большой розовый бант. Кажется, я превращаюсь в женщину. Ничто кроме этого меня не волнует.
Глава 47
Бывает, люди выигрывают в лотерею. В интервью они всегда заявляют: «Меня этот выигрыш никак не изменил». Нашли, чем хвастаться! От неожиданности они не знают, что делать со своей кучей денег. Самая экстравагантная покупка, на которую они способны, — чехлы для сидений своего старенького «форда» или годовая аренда четырехместного автоприцепа. Они оскорбляют нас — людей, которые знают, что такое по-настоящему тратить деньги. Бросая свою работу мусорщика или кухарки, такие люди все время, освободившееся от уборки, готовки или вычерпывания дерьма, тратят на существование среди дерьма или поедание дерьма.
Эти две недели вынужденного отпуска тоже оказались для меня большой неожиданностью. Но я ценила то свободное время, которое у меня появилось. Денег у меня не было, так что поехать я никуда не могла. И это было здорово, потому что у меня появилась возможность остановить вечный безумный круговорот жизни: работа — дом — работа — выходные, замедлить темп и отдаться миросозерцанию. Я сумела творчески потратить внезапно появившееся свободное время. Я сама себе удивлялась. Ну, о моей работе с людьми вы знаете. Сейчас я хочу сказать о другом. О мелочах, которых я никогда не замечала из- за высокого ритма жизни. Эти последние две недели я по нескольку часов просиживала у окна за своим стеклянным обеденным столом (ни один письменный стол не мог вместить весь мой хлам) и просто размышляла. Никогда раньше я не уделяла этому занятию столько времени.
Есть предел, за которым лучше перестать думать, иначе впадешь в хандру. Но мне пришли в голову кое-какие неплохие мысли. Пока я сидела, уставившись на фотографии, доставшиеся мне от бабушки Нелли, через мой стол пролетел самолет. Нет, он летел, конечно, по небу, но мне понравилось смотреть, как по столу скользило его отражение, мне хотелось думать, что он пролетает через мой кабинет. Хотя бы раз в
