происходит борьба, которая и вызывает эту агонию. Слезы потекли по лицу Мэри, когда она встала на колени рядом с Александрией и утешающе обняла ее за плечи. Она чувствовала, как это хрупкое тело дрожало под влиянием сильных чувств. И Мэри опасалась, что оно может разлететься на миллион кусков.
— Позволь мне помочь тебе, Александрия, — мягко попросила экономка.
— Что ты можешь сделать? — Спросила безнадежно Александрия. — Разве кто-то может мне помочь? Он никогда не позволит мне уйти. — Она жалобно посмотрела на женщину. — Он не позволит, так ведь?
Ответом ей послужило молчание Мэри. Она чувствовала дрожь страха девочки.
— Эйдан очень хороший человек, и он защитит тебя. Доверься ему.
— А ты бы доверилась?
— Свою жизнь. И жизнь своих детей. — Правдиво сказала Мэри.
— Но с другой стороны, он не хочет от тебя того, чего требует от меня? — Спросила горько Александрия. — Он сделает все что угодно, чтобы удержать меня здесь, и будет даже обманывать меня в том, что правда, а что — нет.
Она без предупреждения вскочила на ноги, почти ударив Мэри, а затем попыталась открыть парадную дверь. Стефан предупреждающе закричал, и Мэри тоже, горячо поддерживающие Эйдана. Александрия резко открыла тяжелую дверь и выбежала под лучи смертоносного солнца.
Словно тысяча игл сразу вонзилась в ее глаза, кожа стала жечь, вокруг нее появился дым, она горела. Она не знала, закричала ли она от боли или из-за того, что Эйдан сказал правду. Эта агония не была отзвуком или результатом гипноза.
Стефан разорвал свою рубашку и набросил ей на голову, поднимая ее разрушающееся тело на руки и внося ее обратно в безопасность дома. Мэри рыдала, взволнованно тянулась к ней, но Эйдан появился раньше, забирая ее из рук Стефана и укачивая ее в объятьях у своей груди. Все мгновенно замолчали, когда он опустил свою голову к ней, закрыв глаза. Его сердце бешено билось, а душа буквально ушла в пятки.
— Никогда больше. — Прошипел он эти слова вслух. «
Она чувствовала его ярость, которая била по ней. Его руки, словно стальные тиски, держали ее.
— Это мое право, Стефан, — проговорил он просто, а его голос был как всегда спокойным и размеренным: полная противоположность тому, что происходило с ним внутри.
Он повернулся и ушел, используя свою сверхстерственную скорость, которая практически стерла их движение для человеческих глаз. Александрия слышала удар подвальной двери, когда они очутились в узком каменном зале, который примыкал к спальной палате, но сам Эйдан не произвел, ни одного звука. Ничего. Даже дыхания не было слышно.
Александрия была все еще жива, но ее боль была ужасна, а волдыри огромными и страшными. Эйдан был осторожен, стараясь не задеть ожоги, и очень бережен, не причиняя ей дополнительной боли. О ней заботились. Она понимала, что случилось что-то ужасное. Эйдан, всегда такой спокойный и уверенный, сейчас был словно кипящий котел черных эмоций.
Сначала она видела быстро промелькнувшие стены туннеля, а затем Эйдан осторожно положил ее на кровать и отвернулся от нее. Она тщетно старалась приподняться.
— Ты очень сердит на меня. — Проговорила она мягко.
Он ни на минуту не остановился, продолжая по-прежнему смешивать травы в ступе из агата. Она чувствовала их усиливающийся аромат. Затем он зажег свечи, и их благоухание смешалось с ароматом трав.
Александрия с трудом сглотнула и с вызовом подняла подбородок.
— Ты не испугал меня, Эйдан. Что ты можешь сделать мне? Убить меня? Я думаю, что я уже мертва. Или, как минимум, живу таким способом, как мне не хотелось бы жить вовсе. Отнимешь у меня Джошуа? Будешь угрожать ему? Причинишь боль? Я сплетала наши сознания и не думаю, что ты пойдешь на это. — Проговорила она мужественно.
Он медленно вскинул голову, и взгляд его золотых глаз остановился на ее лице. Холодная волна прошла по ее позвоночнику. Его глаза были абсолютно бездушными, ледяными.
— Ты не знаешь самого главного обо мне, Александрия. И ты не потрудилась узнать это. Ты не боишься ошибиться. Ты всего лишь птенец, я же — один из самых древних существ нашего вида. И ты даже не представляешь, какой силой я владею. Я могу вызвать землетрясение под твоими ногами или молнию над твоей головой. Я могу распасться в туман и быть невидимым. — В его голосе не было никакого хвастовства, только сухие факты. Все это было произнесено голосом, похожим на темный бархат. — Я могу делать такие вещи, которые ты даже не можешь представить.
Александрия чувствовала сильную связь, которую он образовал между ними, и могла через нее чувствовать его ярость, черную и ужасную, которая кипела глубоко под поверхностью.
— То, что я сделала сегодня, я сделала по отношении к себе. — Прошептала она.
Он подошел ближе, возвышаясь над ней. Его непобедимая фигура еще мощнее воздействовала на воображение.
— Ты предала меня. Ты предала Джошуа. Я говорил тебе, что будет, если ты выйдешь на солнце. И все равно ты решилась проверить это, не смотря на то, что я говорил правду. Ты знала, что я говорил правду. Ты решила убить себя и оставить Джошуа с незнакомыми людьми, не зная, позаботятся ли они о нем.
— Ты бы позаботился о нем.
— Без тебя, моя жизнь — ничто. Мы связаны и в жизни и в смерти. Если ты выбираешь смерть, то избираешь ее для нас обоих.
Она дрожащими руками пригладила свои волосы.
— Этого не может быть.
— Ты ведь не хочешь этого, — поправил он ее и завладел ее правой рукой. — Но это так. Я не отправил тебя в безопасный сон, Александрия. Я позволил тебе определенное количество свободы потому, что это все внове для тебя.
Мазь, которую он втирал в ее руку, была прохладной и успокаивающей.
— Ты говоришь, что у меня нет выбора. Что у меня никогда не будет выбора. — Рискнула возразить она.
— Твое тело и твоя душа сделала уже выбор. Твоя душа — вторая половинка моей. Мое сердце принадлежит тебе, а твое — мне. Наши умы тянутся друг другу, чтобы почувствовать близость и ощущение друг друга. Это правда, Александрия, хочешь ты этого или нет.
Она с трудом сглотнула, прижав кончики пальцев ко лбу.
— Это не так. Этого не может быть. — Громко отрицала она. Алекс не хотела верить в это, не хотела, чтобы это было правдой потому, что она не сможет верить ему и его ужасному миру, жить в нем.
— А почему ты думаешь, что я могу спокойно касаться твоих ожогов, не причиняя боли? Я убрал боль от тебя. Это лечение стало бы пыткой для тебя без меня.
— Это не правда, — повторяла она шепотом.
— Я очень рассержен на твою глупость, чтобы подтвердить доказательством свои слова,
Она сгорбилась и отвернулась. Эйдан чувствовал горячую, кипящую ярость, бурлящую в нем, ощущал сильную необходимость своего тела и необходимость мужчин Карпатцев управлять этим. Он нагнулся ниже, безразличный ко всему, не выбирая и не подбирая слова и интонации, акценты, так тщательно, как она это обычно делал.
— Ты не можешь позволить человеческому мужчине прикасаться к себе. Ты почувствуешь внезапную
