— Ну, помнишь разговор? Я сказал: «Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты». А ты ответил, что все равно не знаешь, кем быть…
— Ну… и что?
Квакер пожал плечами. Сказал, как о вещи, понятной давно и всем:
— Ты же готовый писатель. Твой Жюль Верн отдыхает…
— Да ну тебя… — выговорил Ваня. — Бзя…
Но Лорка шепнула у его щеки:
— Ваня, не спорь…
И он не стал спорить. Не потому, конечно, что принял слова Квакера всерьез, а потому что… Лорка иногда говорила так, что могла обидеться, если ей не поверить…
Лика же продолжала всех удивлять сюрпризами. Каждому подарила его портрет. Сделаны портреты были тоже несколькими штрихами, но удивительно похоже. И не шаржи, серьезные. В каждом схвачено что — то самое главное. У Никеля — его взгляд, направленный в глубину, в самого себя. У Тростика — удивление перед находкой: он держит в пальцах выпуклую линзу. У Квакера — грустноватый и в то же время прицельный взгляд (и большие уши ничуть не кажутся смешными)… Федя — деловитый, со стамеской. Андрюшка, удивленно оглянувшийся (возможно, опять поспорил с Евдокией Леонидовной — «чё я сделал?»).
Тимофей Бруклин на рисунке жевал стебелек (может быть, что — то сочинял про Онегина).
А Лорка, а он, Ваня, — где?
Они оказались вместе. То есть на двух рисунках, но одинаковых, будто копии. Они улыбались и смотрели перед собой, но понятно было, что улыбаются они друг другу…
Оба разом вопросительно взглянули на Лику.
— А что? Разве не так? — спросила она.
Они опустили глаза и весело посопели: все было так…
Лика наклонилась к Ване и полушепотом пообещала:
— Потом я еще нарисую вам на память карту Гваделорки…
Ваня вздрогнул:
— А ты… откуда знаешь про нее?
— Вот те на… — сказала Лика. — Все, по — моему, знают про вашу сказку.
По дороге домой, когда шли вдвоем, Ваня спросил:
— Откуда же они знают?.. Лор, ты кому — нибудь говорила про наш остров?
Она ответила беззаботно:
— Вань, я не помню. Кажется, нет… Может, однажды Никелю? Там, на даче… Но я правда не помню. А ты обиделся?
— Да нисколько. Просто удивился… Но вообще — то я думал, что это лишь наша тайна…
— А она и есть наша, — сказала она чуть удивленно. — Разве нет? Никто ведь в нее не вмешивается… А если знают, то что плохого? Наоборот…
— Может, и наоборот… Вот, карту получим…
— Многие ведь знают друг про дружку… Квакер никому не говорил, что хочет пойти в училище спасателей, а про это всем известно…
— Мне неизвестно! — удивился Ваня.
— Было неизвестно. А теперь знаешь, — улыбнулась она, почти как на портрете. Глядя перед собой. И сказала еще: — Про тебя тоже не знали, что станешь писателем. А теперь…
— Смеешься, да? Вот надергаю за бывшие косы!
— Бе — е… — ответила она. Высунула круглой лопаткой язык и на всякий случай отпрыгнула в сторонку…
Прощание. Вулкан Матуба и Чехов
С детсадовских времен Ваня мечтал о чудесной игрушке — о железной дороге. Не о кукольной, с размалеванными вагончиками и побрякушками на паровозе, а о настоящей. То есть маленькой, но в точности похожей на настоящую. Это была в общем — то и не игрушка, а набор моделей. Такими увлекаются и взрослые: коллекционируют тепловозы и вагоны разных видов, составляют длинные поезда, пускают их по путям из множества рельсов со стрелками, переездами, семафорами и виадуками… У Вани даже был один такой тепловозик, он стоял на полке, на кусочке рельсов длиною в полметра…
Ваня знал, что, если бы он просил долго и отчаянно, родители могли бы наскрести денег на дорогой подарок. Ну, хотя бы на одну коробку, на самый начальный набор. Но он не просил. Не имело смысла. Все равно разложить рельсы и пустить поезд было негде. Ваня, мама и папа всегда обитали в тесноте. Пока жили вместе, половину одной из двух комнат занимал рояль. На оставшихся квадратных метрах негде было повернуться. Когда родители разошлись и разменяли жилплощадь, стало не лучше. В новых двух комнатках, где поселились мама и Ваня, места оказалось, как в каютках брига «Артемиды» (правда, Ваня о бриге тогда еще не знал). К тому же мама зачем — то (наверно, с досады) купила громоздкую мебельную стенку и большущий телевизор, хотя в такой тесноте вполне хватило бы и старого, маленького. Старый она отдала Ване, и он кое — как пристроил его в своей комнатушке, где с трудом помещались кушетка, стол и стеллаж…
А в квартире у деда было — хоть в футбол играй (хорошо, когда ты знаменитый профессор!). У Графа — свой кабинет, а еще — большущая спальня, столовая, соединенная с обширной кухней, и комната, где поселили Ваню. А самое главное — великанская библиотека. Здесь, кроме книжных шкафов и полок, важно располагались несколько диванов и кресел.
Библиотеку Ваня любил больше всех комнат. В ней было
Эти воображаемые рельсы, насыпи, мосты и поезда были частью города Гваделорки. Который на острове Гваделорке…
Дед, конечно, не стал бы спорить против дороги. Он не спорил даже тогда, когда в библиотеку вваливалась вся «артемидовская» компания (вместе с Матубой). Так случалось несколько раз. Народ мог без препятствий разглядывать книги и сувениры, обсуждать, сидя на полу, разные события и строить догадки, спорить о Гваделупе и галдеть у Ваниного ноутбука, подключенного к Интернету. Тетя Лара иногда поглядывала косо, но ничего не говорила. Наверно, утешала себя тем, что все это — ненадолго.
Ох, совсем уже ненадолго…
А еще Ване нравились в библиотеке стекла. В стеклах была одна из стен. Высокие многостворчатые двери, выходившие на балкон, за ними окно балкона, похожего на великанский фонарь. Когда створки и двери были открыты и повернуты под разными углами, их сочетание напоминало многогранный кристалл. Он отражал в себе необычный город.
За окном, через двор, виден был кирпичный финансовый факультет с полукруглыми, как в средневековых домах, окнами. Над крышей поднимались несколько белых башен ближней церкви. Их подсвечивали прожектора, башни как бы вырастали из нездешнего пространства. Горели маковки и кресты. А неподалеку подымались другие башни — со шпилями и флюгерами — корабликами. Кораблики — это эмблемы города и университета. Позади башен громоздилось удивительное здание во много этажей. Построили его не очень давно, однако и оно казалось старинным — тоже башенки, балконы, террасы, галереи. Словно собрали в горстку целый городок…
И бывало, что среди башен висела полная луна. Большущая, похожая на пятнисто — белый
