Народ

вскоре узнает. Ему предстоит узнать очень многое, причём в самое ближайшее время. Но Мау поклялся сражаться с Локачей, где бы тот ни распростёр свои чёрные крылья.

'Не бывать этому' – подумал Мау и осторожно протиснулся в бушующую и визжащую груду свинины.

Дафна подбросила в огонь ещё одно полено, выпрямилась и сердито посмотрела на старика. 'Он мог бы помочь чем-нибудь – подумала она. – Или хотя бы одеться поприличнее'. Но тот всего лишь грелся у огня и время от времени кивал ей. Он слопал больше печёной рыбы, чем ему полагалось (Дафна отмерила порции с помощью прутика) и готовить пюре тоже пришлось ей. Дафна размяла рыбу в руках и скормила Неизвестной Женщине несколько пригоршней. Та выглядела немного получше, и даже поела, это хорошо. Она по-прежнему сжимала ребёнка в объятиях, хотя плакать тот уже перестал. Это беспокоило Дафну даже больше, чем его плач…

Что-то закричало в холмах, крик всё длился и длился, становясь громче.

Старик со скрипом поднялся на ноги и взял дубинку Мау, которую еле смог поднять. Потом он попытался вскинуть её на плечо, отчего рухнул на спину.

Крик приближался, пока, наконец, не появился тот, кто его издавал: нечто человекообразное, обляпанное зелёной грязью, воняющей, словно болото в очень жаркий день. Существо сунуло в руки Дафне тяжёлый, тёплый калабаш, и она взяла тыкву, прежде чем осознала, что делает. Потом существо выкрикнуло: 'МОЛОКО!' и умчалось во тьму, в сторону берега. Оно с громким плеском нырнуло в лагуну.

Тяжёлый запах повис в воздухе всерьёз и надолго. Когда лёгкий бриз сдул его, наконец, в сторону костра, языки пламени на секунду вспыхнули голубоватым цветом.

Мау провёл ночь на берегу, далеко в стороне от всех остальных, а утром снова отправился купаться. На запах это мало повлияло. Мау мог сидеть на дне лагуны и скрести себя песком и водорослями, а потом проплыть под водой любое расстояние в любом направлении, но стоило ему вынырнуть, и вонь уже опять была тут как тут.

Он поймал несколько рыб и оставил их там, где остальные смогли бы заметить и подобрать их. В данный момент все, кроме него, спали. Лежали, завернувшись в свой кусок ткани, женщина и ребёнок. Они спали так мирно, что Мау даже позавидовал им. Старик лежал с открытым ртом и казался умершим, однако громкий храп недвусмысленно подсказывал, что впечатление ошибочно. Девушка из каких-то своих странных штанишных соображений ушла спать на 'Свит Джуди'.

Весь день Мау старался держаться подальше от людей, но девушка-привидение, кажется, всё время за ним следила, и у него в конце концов иссякли способы ненавязчиво избегать её внимания. Вечером она его всё-таки настигла, он как раз был занят починкой колючих изгородей, призванных не допускать диких свиней на поля. Она ничего не сказала, просто села неподалёку и принялась смотреть на Мау. Когда люди так поступают, это довольно сильно нервирует. Молчание сгущалось в воздухе, словно грозовое облако. Впрочем, молчать Мау умел очень хорошо, а вот девушка, похоже, не очень. В конце концов она заговорит или раскричится. Неважно, что Мау её почти не понимает. Она просто обязана заговорить, чтобы наполнить мир словами.

- Моя семья владеет угодьями, которые гораздо больше, чем весь этот остров, - сказала она. – Там есть фермы, и однажды пастух подарил мне осиротевшего ягнёнка. Это детёныш овцы так называется. Хотя овец я здесь не видела, так что ты, наверное, не знаешь, о ком речь. Они кричат 'мееее'. Считается, что они кричат 'бееее', но это неправда. Овцы не умеют произносить звук 'бэ', просто никто их не слушает как следует. Мать сшила для меня костюмчик пастушки, и я выглядела в нём такой миленькой, что тебя наверняка бы стошнило, а этот проклятый ягнёнок постоянно норовил наподдать мне под… в общем, наподдать. Разумеется, ты совсем не понимаешь, о чём я говорю.

Мау сосредоточенно продолжал плести колючую изгородь. 'Пожалуй, понадобится нарезать ещё колючек в кустарнике на северном склоне, - подумал он. – Может быть, стоит отправиться за ними прямо сейчас. Может быть, если я побегу, она не станет меня преследовать'.

- Но зато пастух показал мне, как поить ягнёнка молоком из рук, - упорно продолжала свой рассказ Дафна. – Нужно медленно лить молоко на руку, чтобы оно капало с пальцев, тогда ягнёнок может их сосать. Ну разве не смешно? Я знаю три иностранных языка, умею играть на флейте и пианино, однако самым полезным из моих навыков оказалась способность накормить нечто маленькое и голодное молоком с моих пальцев!

'Кажется, она сказала что-то важное с её точки зрения', - подумал Мау. Поэтому он кивнул и улыбнулся.

- А ещё нам принадлежит куча свиней. Я видела их с поросятами и всё такое, - продолжала она. - Я ПРО СВИНЕЙ ГОВОРЮ! Хрю-хрю, чав-чав.

'А,- подумал Мау. – Это про свиней и молоко. Прекрасно. Только об этом и мечтал'.

- Хрю? – сказал он.

- Да. И я хочу прояснить кое-что, понимаешь ли. Я знаю, что свинью нельзя подоить как овцу или корову, потому что у неё нет… - она коснулась своей груди и тут же быстро спрятала руки за спину. - … вымени. У них просто такие маленькие… маленькие… пимпочки. – Она кашлянула. – ИХ НЕВОЗМОЖНО ПОДОИТЬ, ПОНЯЛ?

Теперь она двигала руками вверх и вниз, словно тянула верёвки, почему-то издавая при этом звуки 'шшш-шшш'. Дафна прокашлялась.

- Гм… поэтому я думаю, что единственным способом получить молоко для ребёнка было подобраться к свинье с поросятами, что само по себе очень опасно, конечно, как раз в тот момент, когда она их кормит – они при этом так визжат, верно? – и, гм…

Она сложила губы трубочкой и произвела сосущий звук.

Мау застонал. Она догадалась!

- И, гм… то есть… ФУ! – сказала она. – А потом я подумала: 'Ну ладно, всё так, зато малыш счастлив и больше не плачет, слава богу, и даже его мать стала себя чувствовать лучше…' Ну вот, я и подумала, что даже величайшие герои в истории, ну знаешь, такие, с мечами, шлемами, плюмажами и всем прочим… Готова поспорить, даже они не стали бы валяться в грязи лишь потому, что младенец умирает от голода, а тем более подползать к свинье и… То есть, если поразмыслить как следует, оно, конечно, всё равно ФУ, но… какое-то правильное 'фу'. Противно по-прежнему, но причина, по которой ты так поступил… она делает твой поступок, ну… святым, типа того.

Наконец-то её голос затих.

Мау понял слово 'ребёнок'. Насчёт 'фу' он тоже догадался, потому что тон её голоса не оставлял сомнений. Но это всё. 'Она просто наполняет мир словами, – подумал он. – И чего она ко мне привязалась? Злится, что ли? Думает, я поступил плохо? Ну и плевать, ночью я намерен всё повторить, потому что детей надо кормить постоянно. И это будет труднее. Мне придётся найти другую свинью! Ха, привидение, видела бы ты, что началось, когда свинья смекнула, в чём дело! Её глаза аж засветились красным, клянусь! А беготня? Кто мог бы ожидать, что подобная туша способна двигаться с такой скоростью! Я смог удрать лишь потому, что её задержали отставшие поросята! Скоро мне придётся повторить всё сначала, и повторять до тех пор, пока женщина не сможет кормить ребёнка сама. Я должен, даже если у меня нет души, даже если я всего лишь демон, который воображает себя мальчиком. Даже если я всего лишь пустышка в мире теней. Потому что…'

Его мысль оборвалась, словно вдруг завязла в песке. Глаза Мау широко распахнулись.

'Почему? Потому что не бывать этому? Или потому что… я должен действовать, как мужчина, иначе обо мне плохо подумают? Верно и то, и другое, но есть кое-что ещё. Мне нужен этот старик, и ребёнок, и больная женщина, и девушка-привидение, потому что без них я ушёл бы в тёмные воды прямо сейчас. Я просил причину, и вот же она – кричащая, пахнущая и требовательная, последние люди в мире, и они мне нужны. Без них я был бы просто тенью на сером песке, потерянным мальчишкой, который не знает, кто он таков. Но они знают, кто я. Это важно для них, и они же определяют, кто я есть'.

Лицо Дафны блестело в отсветах костра. Она плакала. 'Всё что мы можем – говорить на детском