распахнулось. Орлов, словно куклой, размахнулся шулером и швырнул его вниз, в снежный сугроб, исполосованный желтыми потеками.
Раздался пронзительный заячий визг и оборвался.
— Не расшибся? — спросил Теплов.
Алексей высунулся в окно и оглушительно свистнул.
Распластавшаяся на сугробе фигурка поднялась на четвереньки и, проваливаясь, увязая в сугробе, метнулась в темноту.
Поднимавшийся на крыльцо человек поднял голову и крикнул:
— Кто там озорует?
— Братушка? — обрадованно отозвался Алексей. — Иди скорей сюда!
Наблюдавшие за игрой офицеры подняли опрокинутые стол и кресла, начали собирать рассыпанные деньги.
Орлов, не считая, рассовывал их по карманам.
Отбросив портьеру, в дверном проеме появился двойник Алексея Орлова. Двойником он казался только на первый взгляд. Григорий был таким же рослым, но не столь массивным, стройнее и красивее младшего брата.
— Алешка! — еще с порога воскликнул он. — Ты что это моду новую завел — человеками кидаться?
— Так он не человек, — смеясь, сказал Алексей, — он шулер.
— А ты его поймал?
— Поймал не я, вот господин… не имею чести…
Григорий Орлов повернулся и увидел графа. Яркоголубые глаза его распахнулись в радостном удивлении, Сен-Жермен предостерегающе шевельнул бровью. Как ни малозаметно было это движение, Григорий уловил его и тотчас, даже без секундной заминки, воскликнул:
— Сударь! Я сердечно тронут вашим участием в судьбе моего брата!..
— Не стоит преувеличивать, — улыбнулся Сен-Жермен, — не столько в судьбе вашего брата, сколько в судьбе его кошелька.
— Не скажите! Куда как часто честь, а значит, и судьба, зависят от кошелька… Позвольте, однако, представиться: капитан Григорей Орлов… — сказал он, кланяясь. — А это мой младший брат Алексей. — Алексей неловко, словно бодаясь, мотнул головой. — Скажите же, кого мы должны благодарить?
— Меня зовут Сен-Жермен.
— Граф Сен-Жермен, — деликатно уточнил Теплов.
— И вы здесь, Григорей Николаич?
— Как же — свидетель прямо чудодейственного обличения шулера.
— По-видимому, — сказал Сен-Жермен, — месье Теплова вам и следует благодарить. В свое время мы встречались в Страсбурге, а когда я теперь приехал в СанктПетербург, где никого не знаю, месье Теплов любезно согласился быть моим чичероне по вашей столице. Вот привел и сюда… Не мог же я равнодушно наблюдать, как жулик обманывает доблестного, но слишком доверчивого офицера…
— Не умаляйте своей заслуги, господин граф! Во всяком случае, наша благодарность не станет меньше, что бы вы ни сказали… Я просто счастлив знакомству с вами и даже готов благословлять шулера, из-за которого оно произошло.
— Я так же рад нашему знакомству, — сказал СенЖермен. — Как раз перед этим месье Теплов рассказывал о вашем семействе и наилучшим образом аттестовал его.
— Ваши должники, Григорей Николаич! — сказал Орлов. — Господин граф! Не сочтите за дерзость… Коли судьба свела нас, прискорбно было бы тотчас и расстаться… Простите, я попросту, по-солдатски… Для закрепления знакомства не согласитесь ли отужинать с нами? — Истолковав по-своему молчание графа, Григорий Орлов замахал рукой: — Нет, нет — не здесь! Как бы я посмел предлагать вам ужинать в кабаке? Окажите честь пожаловать ко мне, тут вовсе и не далеко — на Большой Морской… Что ж вы молчите, Григорей Николаич? Замолвите словечко!
— Отчего бы и нет, господин граф? — сказал Теплов. — Вы интересовались познакомиться, как живут обитатели столицы нашей. Вот вам и случай…
— Да, Григорей Николаич, — сказал Орлов, — вы ведь не откажетесь с нами?
— Сожалею, — сказал Теплов, — весьма сожалею, однако в себе не волен: сегодня всенепременно должен быть у его сиятельства. В другой раз, если пожелаете.
— Всегда рады… Так что ж, не будем терять золотого времени… Алексей, распорядись каретой. Пожалуйте, господин граф.
Сен-Жермен ответил на поклон Теплова и, сопровождаемый Орловыми, вышел.
В подъезде Григорий Орлов попытался заговорить, граф жестом остановил его. Только когда карета, гремя железными шинами по булыжнику, отъехала от аустерии, Сен-Жермен громко, чтобы перекрыть шум, сказал:
— Вы молодец, Грегуар: сразу поняли и ничем не выдали наше прежнее знакомство. Я не хотел, чтобы в Петербурге знали, что в Кенигсберге я носил имя португальского негоцианта Аймара.
— Бог мой! Как вы пожелаете, так и будет. Только позвольте мне называть вас, как и тогда, саго padre? Ведь и с Алексеем сейчас вы поступили, как добрый, мудрый отец.
— Как хотите, Грегуар. Но сейчас нам лучше помолчать, а то на этой мостовой мы рискуем откусить себе языки…
6
Постучав молотком в дверь, Григорий конфузливо сказал Сен-Жермену:
— Саго padre, тут у меня старуха живет, мамка моя, теперь вроде экономки, — всему дому командир. Добрая душа, только очень ворчлива. Если что-нибудь, вы не обращайте внимания…
— Не беспокойтесь, Грегуар, — ответил граф, — все будет хорошо. Как ее зовут?
— Домна.
— У вас ведь принято называть еще и по отцу?
— Холопку по отчеству? — удивился Алексей.
— Холопка она для вас. Для меня человек, как все.
За дверью брякнул засов.
— Игнатьевна, Домна Игнатьевна, — поспешно сказал Григорий.
— Ну, явился, не запылился? Позже-то нельзя было? — сказала Домна Григорию. — А это еще кого на ночь глядя принесло? Люди добрые спят в эту пору, а не по гостям ходят… Опять, поди, бражничать станете?
— Тише ты, мамушка! Знаешь, что это за человек?
Он нам — как отец родной. Однова меня спас, а сегодня Алешку…
— Добрый вечер, Домна Игнатьевна, — с жестковатой правильностью сказал по-русски граф. — Я не позволил бы себе приехать, если бы знал, что мое появление причинит беспокойство хозяйке.
— Кака там хозяйка! — отмахнулась Домна, но голос ее не был уже таким суровым — столь обходительно баре к ней еще никогда не обращались, а по отчеству, кроме дворни, никто не называл.
— Разумеется, хозяйка! — подтвердил граф. — Более того… Вы знаете, что означает ваше имя по- латыни?
Оно означает — 'госпожа'!.. Так что каждый раз, когда вас называют по имени, вас называют госпожой.
— Уж вы скажете! — внезапно заулыбалась, застеснялась Домна и распахнула дверь. — Проходи, батюшка, в горницу, что тут в прихожей-то стоять…
Граф и Григорий ушли в гостиную, Алексей нагнулся к уху Домны:
— Гляди, мать: что есть в печи, все на стол мечи, чтобы нам перед заморским графом не оконфузиться.
