протянув меж собой шест, держать его низко над землей.
- Вот, к примеру, вы у нас вроде столбов, а шест вроде слеги, которая прибивается к столбам внизу и вверху. Так... Скажем, слеги прибиты, расстояние между ними вымерено, можно прибивать штакеты. - Он брал тонкие дощечки, срезанные вверху треугольниками. - Вот это штакеты и есть. Но как же их прибивать, если одна длиннее, а другая короче?
- Срезать! -быстро догадывались ребята.
- Правильно. Надо срезать. Значит, измеряем, какой высоты собираемся делать забор. - Мироныч приставлял к слегам дощечку и вопросительно смотрел на ребят. -Можно повыше, а можно и пониже, смотря что нас интересует.
- Повыше, а то вес ребята лазить будут, - не ручаясь за себя, советовали школьники.
- Значит, судя по характеру учреждения, будем делать повыше. Сейчас отмерим точно сантиметром высоту и проведем карандашом черту на доске. Ну вот. Это, значит, у нас мерка. Прикладываем к ней другую дощечку, на нее для скорости можно еще одну положить, и по намеченной карандашом черте начинаем срезать пилой концы. - Мироныч закладывал за ухо карандаш. - Понятно? Ну, а если понятно, приступайте к работе!
Ребята хватали ручные пилы, раздавали друг другу 'мерки'. Мироныч не спеша закуривал папироску.
- Только, чур, работа аккуратность любит. Чтобы ни на один сантиметр не ошибаться. На глазок не полагайтесь! И торопиться нам некуда - пока что столбов у нас нет.
Столбы для забора, по словам Леонида Тимофеевича, еще 'росли' на делянке. Чтобы привезти их, требовались машины, но машин не было. Посоветовавшись с плотниками, Леонид Тимофеевич решил устроить поход на делянку, выбрать там подходящие деревья, на месте обтесать их и подготовить к перевозке.
А пока что Трубачев и Кудрявцев, чтобы не терять времени, каждый на своем участке разметили места для столбов, вбили колышки и принялись рыть ямы. Грунт был каменистый, и работа оказалась трудной.
- Ты смотри, Матрос, - предупреждал Васек, - ройте с передышкой, по очереди, а кто устал, пусть сидит - гвозди выпрямляет или штакеты отмеривает.
- Ладно, - кивал головой Матрос, но, оставшись наедине со своими пятиклассниками, хватал лопату и, поплевывая на ладони, то и дело покрикивал на товарищей: - Эй, подтянись! Ну-ка, трубачевцы! Выбрасывай землю! Тащи носилки! Кто слабосильный - иди гвозди выпрямлять!
При этом живые глаза его то и дело косились в сторону соревнующейся с ними бригады Кудрявцева. Матрос знал досконально, что там делается. Каждое утро, раньше всех, когда на траве еще лежала роса, он являлся на школьный двор, быстро и точно определял, насколько за день продвинулся Кудрявцев, сколько у него вырыто ямок, как подобраны штакеты и в каком порядке хранятся инструменты.
После обеда, докладывая Ваську о положении дел. Матрос, сверкая глазами, говорил:
- У них народу больше. Утром они нас перегоняют, а вечером мы равняемся. А нам надо впереди быть.
- Ничего. Все равно скоро нечего будет делать ни им, ни нам - столбов нет, - хмуро отвечал Васек и шел к директору.
В доме пахло краской, в коридоре стояли мутные лужицы. В тех комнатах, где уже были сложены печи, рабочие белили потолки, красили стены. В пустом доме гулко раздавался голос дедушки Мироныча. Чаще всего старик спорил с Грозным, употребляя при этом громкие фразы, вычитанные им в заводской газете или услышанные где-нибудь на собрании.
- Вот ты говоришь, Иван Васильевич, что классы нужно покрывать масляной краской. А ты того не учитываешь, что масляная краска забирает весь воздух и детям в таком классе будет душно. А от нас Родина требует, чтобы мы трудились добросовестно, учитывая требования здравоохранения...
В нижнем этаже работал печник. Туго обвязав косынкой короткие светлые волосы и натянув на себя запачканный глиной и песком комбинезон, Елена Александровна брала из рук помощника кирпич, ловко и быстро шлепала на него лопаткой размешанную в ведре глину, не глядя протягивала руку за вторым кирпичом, ставила его ребром на первый и, обмакнув руку в ведро с водой, сглаживала вырастающую стенку мокрой ладонью. При этом, морща покрытое желтой пылью лицо и поправляя тыльной стороной руки косынку, она изредка бросала короткое приказание:
- Воды! Приготовьте глину! Подавайте целый кирпич!.. На работу печника приходили смотреть все. Грозный, качая головой, недоверчиво заглядывал внутрь сложенной печи и подносил к дверке зажженную бумажку. Бумажка вырывалась у него из рук и пылающим комочком улетала в дымоход Старик успокаивался.
Леонид Тимофеевич с любопытством смотрел на работу Елены Александровны и, подмигивая ребятам, шутил:
- Ну уж если зимой в школе будет холодно, мы с Елены Александровны штраф возьмем!
- А если будет жарко? - спрашивали ребята.
- Тогда тоже штраф!
- Несправедливо, несправедливо! - протестовали ребята. Леонид Тимофеевич делал удивленные глаза:
- Как же несправедливо? Ведь Елена Александровна - печник! Должна заранее учитывать температуру.
- Боюсь, что раньше директору надо учесть, что лето кончается, а дров у него еще нет! - лукаво говорил печник.
- Ага! Ага! - прыгали девочки. - Дров еще нет! Дров-то еще нет!
Леонид Тимофеевич жил наверху в маленькой комнатке, предназначенной для учительской. Грозный тоже часто ночевал в небольшой каморке около раздевалки.
- Скорей бы нам, Леонид Тимофеевич, все свое имущество из госпиталя перевезти. Может, парты за зиму отсырели, подправить придется, - говорил школьный сторож, - да и мою комнату под кладовую сестрица просит освободить.
- Все сделаем, старина! Вот закончим ремонт и начнем обживаться, весело отвечал Леонид Тимофеевич.
Он всегда казался бодрым и веселым, хотя после дневных хлопот и беганья по разным делам, снимая ботинки и ощупывая внутри подошвы, громко удивлялся, что стелька гладкая и нигде не торчат гвозди.
- Странно, мне казалось, что я прямо на гвоздях хожу, - пожимая плечами, говорил он Грозному.
- Отдохнуть бы вам, Леонид Тимофеевич, - вздыхал старик.
- А я не устал. Мой отдых - работа, - улыбался директор.
Глава 43. МАТЬ НЮРЫ СИНИЦЫНОЙ
Елена Александровна сняла комбинезон, вымыла лицо и руки, расчесала мокрым гребнем растрепавшиеся волосы и присела отдохнуть.
Учительская казалась пустой, в пей было прохладно и чисто. Около стола стояли два кресла, и у выбеленной стены - мягкий кожаный диван. Леонид Тимофеевич ушел по делам, попросив Елену Александровну заменить его, если будет спрашивать кто-нибудь из рабочих.
Оставшись одна, Елена Александровна придвинула ближе к столу кресло и, подперев рукой голову, задумалась. Она думала о директоре, который не побоялся взять на себя такой большой труд, как ремонт разбитого дома. Вспомнила собрание. Пушистые брови ее нахмурились, синие глаза стали глубже и печальнее.
'Нет дисциплины... И этот мальчишка Тишин, выступающий против своего будущего товарища, и Кудрявцев... И странная история с Трубачевым. Надо будет хорошенько в этом разобраться... - Елена Александровна тяжело вздохнула. -И вообще, время идет, школа не готова... Ах, да, - вспомнила она, - надо же объявить ребятам, что послезавтра Леонид Тимофеевич поведет их на делянку. Как раз это будет выходной день. В лесу сейчас хорошо. Пахнет смолой, ягодами. В тени свежо и прохладно... Я сама, как девчонка, радуюсь, что пойдем. А ребятам хорошо бы дать побегать, отдохнуть. Трудно им сейчас приходится...'
Внизу раздается громкий женский голос:
