что ее заметят, краснея от стыда, зарылась лицом в чей-то меховой воротник. Леонид Тимофеевич прошел мимо нее, держа в руках шляпу. Мать шла за ним. Нюра вдруг вспомнила, что на дворе дождь. Схватив отцовский зонтик, она поспешно выбежала на крыльцо. - Леонид Тимофеевич, возьмите зонтик! Вот зонтик! - смущенно повторила она, заметив, что мать смотрит на нее с удивленной улыбкой. Но Леонид Тимофеевич не удивился. - Ничего, ничего, девочка! Все будет хорошо, все будет хорошо, приговаривал он, раскрывая над головой зонт. Низко склонив под зонтом свою лысеющую голову и держу в руке шляпу, он пошел к калитке. Мать и дочь стояли на крыльце и глядели ему вслед. Обеим казалось, что в их доме побывал чудесный доктор, принесший им избавление от неведомой и тяжелой болезни.
Глава 45. 'ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО...'
После того как ребят на собрании включили в списки пятого класса, они изо всех сил налегли на учебу. Несмотря на то что пятиклассники беспрекословно исполняли распоряжения своего бригадира и председателя совета отряда, Васек не мог и не хотел примириться с тем, что он и его товарищи причислены к пятому классу как второгодники. Васек похудел, его самолюбие жестоко страдало. Вечерами он долго занимался, ходил по комнате и, держа в руках книжку, забывая про урок, неожиданно говорил: 'Во что бы то ни стало...' С согласия Екатерины Алексеевны теперь на уроках всегда присутствовал кто-нибудь из бывших учеников четвертого класса 'Б', которые зимой учились в Свердловске в пятом классе. Чаще всего это был отличник Медведев. Он сидел около доски, маленький, нахохленный, с внимательными темными глазами, и, вслушиваясь в ответы товарищей, напряженно моргал ресницами, а иногда аккуратно поднимал ребрышком руку и испуганно говорил: - Ответ неверен. Позвольте мне... Екатерина Алексеевна позволяла. И Медведев, старательно выводя мелком буквы и цифры, объяснял задачу. Как-то Васек не смог решить дома пример и попросил Екатерину Алексеевну вызвать его к доске. Пример решали сообща. Как всегда, отличался быстротой сообразительности Петя Русаков. И Медведев после урока серьезно сказал: - Русаков по арифметике идет у вас первым. Он бы у нас в свердловской школе отличником был. Мазин широко раскрыл глаза и, уставившись на своего приятеля, тихо запел: Учились вместе в школе Друзья Р.М.З.С., Покинул Петя Колю В отличники залез... Ха-ха! Ребята засмеялись. Екатерина Алексеевна тоже улыбнулась. Мазин подо - шел к Пете и неожиданно крепко обнял его: - Хороший ты парень стал, Петька, хоть я на тебя и ворчу иногда... - Ну, теперь по всем предметам, кроме арифметики, я вами довольна, сказала как-то ребятам Екатерина Алексеевна. - Арифметику подтянем! - радостно пообещал Петя. - Не арифметику, а отстающих по арифметике, - серьезно уточнил Медведев и тут же, вытянув вперед пальцы, громко и безжалостно назвал отстающих: - По моему мнению, это Трубачев - раз, Мазин - два, Нюра Синицына - три... - Как - я? - растерянно глядя на Екатерину Алексеевну, спросила Нюра. - Конечно. Ты очень слабо решаешь примеры, - подтвердила Екатерина Алексеевна. Нюра глубоко задумалась: 'Может, иногда мама и правду говорит, что я все бегаю. Ведь самое главное - учеба...'
Глава 46. СОПЕРНИКИ
На деревянном щите у входа в школу висела свежая стенгазета. На большом листе бумаги четко вырисовывался заголовок: 'Рабочий листок'. Под заголовком художник Сева Малютин изобразил пионера с ведром и кистью; пионер стоял перед стеной дома и, подняв кверху кисть, с которой капала краска, широко улыбался, призывая к труду. Лицо у него было румяное, а глаза ярко-синие. Это была первая газета, выпушенная совместно, всем коллективом. Редактором, с общего согласия, был выбран семиклассник Толя Соколов, а помощником редактора - Одинцов. В заметках не было недостатка. Были серьезные статьи о приближающейся учебе, о том, как подвигается работа на стройке, а в отделе 'Разное' кое-кто оказался и продернутым. Под рисунком, изображающим легковую машину с развалившимися в ней тремя мальчиками, стояла подпись: Если дружба за машину - Этой дружбе грош цена! Была и другая загадочная картинка, изображающая плывущий в облаках лесовоз с длинными бревнами. Под этой картинкой подписи не было. Дальше была помещена острая заметка, уже без рисунка: 'Сегодня наш уважаемый кровельщик дядя Сема попросил уважаемого дедушку Мироныча помочь ему поднять на крышу железный лист. Но дедушка Мироныч ответил: 'У тебя свое дело, а у меня - свое'. Редакция считает, что всякое дело на стройке - общее'. Внизу стояла подпись: 'Помред Одинцов'. Около газеты с утра толпились ребята. Дедушка Мироныч прочитал заметку и подозвал Колю Одинцова. - Ты, товарищ Одинцов, мал еще старшим указывать. - обидчиво сказал он и полез на крышу помогать кровельщику. Алеша Кудрявцев не захотел подойти к газете, он уже знал через Тишина, что его с приятелями продернули, и, возмущенный, принес Одинцову свою заметку. - Вот, помести, пожалуйста, - насмешливо сказал он, протягивая Коле аккуратный листок бумаги. - У тебя тут есть еще место, можно сейчас же наклеить. Одинцов быстро пробежал глазами листок. 'Очень жаль, - говорилось в заметке, - что одним из ответственных редакторов газеты выбран Одинцов, который вместе со своими товарищами хотел пролезть в шестой класс, а по заслугам очутился в пятом'. Пока Одинцов читал, Алеша стоял рядом и острыми, прищуренными глазами смотрел на него в упор, пытаясь уловить на лице Коли признаки смущения или гнева. Он ожидал категорического отказа напечатать такую заметку и был очень Удивлен, когда Одинцов просто сказал: - Сейчас приклеим. Алеша покраснел и взял у него из рук заметку. - Я еще не решил, - быстро сказал он и, скомкав заметку, сунул ее в карман. Ему вдруг стало скучно, и собственный поступок показался мстительным и мелким. Он отвернулся от Одинцова и пошел к своему участку. Там все было в полном порядке. Ямки, приготовленные для столбов, были точно вымерены, одинаковой глубины; подобранные по одному размеру штакеты сложены около каждой ямки, чтобы потом ребятам не пришлось таскать их из общей кучи, затрачивая на это лишнее время. Все было готово. Не хватало только столбов и слег, чтобы начать ставить забор У Алеши чесались руки, да и срок выполнения задания был уже близок. Кончался июль, все работы по ремонту надо было завершить к седьмому августа. К Кудрявцеву подошли Петрусин и Тишин. Алеша ничего не сказал приятелям про заметку, но, не в силах побороть кипевшее в нем раздражение, едко бросил: - Бездельничаем по вине директора! - И правда, чего это Леонид Тимофеевич тянет? Обещал пойти с нами на делянку и тянет чего-то, а мы без дела сидим. Давно бы уже могли столбы привезти и начать работу, - высовываясь из-за плеча Кудрявцева, сказал Петрусин. - Трубачевцам тоже нечего делать, - усмехнулся Тишин, - вон сидят в кучке. Алеша остановился на краю своего участка, вытащил отцовский полевой бинокль и стал разглядывать участок своего соперника. У Тишина завистливо блеснули глаза. Он осторожно протянул руку и в нетерпении пошевелил пальцами: - Чур, я после Кудрявцева смотрю! Петрусин сморщил нос и, прищурив глаз, старался заглянуть хоть в одно окошечко. Но Кудрявцев отодвинул его локтем и, продолжая глядеть в бинокль, нетерпеливо бросил обоим: - А ну-ка, не мешайте!.. В бригаде Трубачева тоже было все готово: так же чернели через определенное расстояние выкопанные ямки, лежали сложенные штабелями штакеты. Алеша направил бинокль на Трубачева. Бригадир пятиклассников, развернув на травке какой-то лист, положил по краям четыре камешка и что-то сказал не сводившему с него глаз Матросу. Тот блеснул в воздухе черными от загара ногами и, подпрыгивая, помчался к дому. Алеша повертел колесико и быстро сказал: - Петрусин, узнай, что у них там такое! В бинокль было хорошо видно склоненную над большим листом голову Трубачева. Несколько ребят тесно окружили своего бригадира. Запыхавшийся Матрос примчался назад, держа в руках длинный, похожий на пенал ящичек. - Флажки принесли. Карту будут смотреть... - лениво сказал Тишин. - Хотят показать себя культурными. - Но откуда они взяли карту? - с интересом спросил Алеша. - Карту принесла Елена Александровна. Она хочет повесить ее в пионерской комнате. А флажки девочки из ленты сделали, - спешно сообщил вернувшийся Петрусин. - Несправедливо! Зачем она им дала? - нахмурился Алеша. - Мироныч говорил, что завтра пионерская комната будет уже готова. Елена Александровна сама там работала вчера. И плакаты уже купили, - быстро рассказывал Петрусин. - А сейчас Трубачев пошел и выпросил карту. - Трубачев - любимчик! - процедил сквозь зубы Тишин. - Елена Александровна ему ничего не жалеет! - Подумаешь! А чего она распоряжается тут! Сложила печи и воображает! фыркнул Петрусин. Алеша молча сунул ему бинокль и решительно зашагал к дому. Елена Александровна была в пионерской комнате. Открыв окна и двери и осторожно ступая по дощечкам, положенным на свежевыкрашенный пол, она складывала на столе какие-то игры, плакаты и завернутые в красный кумач портреты. - Осторожно, Кудрявцев, пол еще не высох. Что тебе надо? - Дайте мне карту! - сказал Алеша. Карта у Трубачева. Он ее подклеивает на полотно. Сего 195 дня вечером мы се повесим здесь и каждый день будем отмечать флажками линию фронта, - пояснила Елена Александровна. - А если ты хочешь посмотреть карту, ступай к Трубачеву. - Я не пойду к Трубачеву! Пусть Трубачев холит ко мне, - вспылил Алеша, а мне незачем перед ним унижаться! Я не первоклашка. Я могу взять карту у моего отца. Мой отец - генерал, и у него таких карт... Елена Александровна с шумом отодвинула ящик с шахматами и повернулась к Кудрявцеву: - Мы все уже слышали, что твой отец генерал! Ты можешь гордиться своим отцом, ты можешь стремиться к тому, чтобы стать таким же, как твой отец, но пока ты еще ничего не
