родном Симбирске организует рабочих и крестьян. Марка за участие в организации всеобщей железнодорожной забастовки сослали в ссылку в Самару, но он и там вместе с революционными рабочими. Маняша ведет работу на питерских фабриках. У нее талант разговаривать с женщинами, вести их за собой. Аня работает в большевистском издательстве. На днях поехала к мужу в Самару, повезла указания Центрального Комитета.
Читая ежедневно «Эхо», Мария Александровна узнает руку своего сына Владимира, понимает, что судьба революции — дело его жизни. Надежда Константиновна — его верный помощник, большой друг, заботливая жена. «Как же хорошо, что они выбрались отдохнуть! Зачем только мне понадобилось затеять разговор о том, что пишут газеты?» — досадует на себя Мария Александровна.
…В окружении высоких сосен стоит дача Елизаровых в Саблине.
Взошло солнце и опрокинуло на землю тени от деревьев. Проснулись птицы, зазвенел лес.
Тихо открылась дверь, и на крыльцо вышел Владимир Ильич.
Прошелся по саду, сделал несколько гимнастических упражнений, поднял голову и загляделся на скворечник.
Старый скворец, сидя на крыше, уговаривал птенца соскользнуть с площадки, испробовать крылья. А птенец не решался. Тогда скворец расправил крылья, плавно всплыл вверх, облетел скворечник, опустился на крышу и снова принялся уговаривать малыша, рассыпая самые убедительные трели. И скворчиха, высунув голову в круглое окошечко, подбадривала свое детище. Наконец птенец решился, сорвался с площадки и, судорожно, быстро взмахивая крыльями, пища от страха, опустился на ветку рябины. Отец летал вокруг него — то падал вниз, то взмывал вверх. Птенец повертелся на ветке и перелетел к матери. И они весело заверещали. Птенцу уже не сиделось.
Он делал круги все шире и шире и наконец вовсе скрылся из виду.
Владимир Ильич покачал головой, усмехнулся, вынул из кармана сложенную вдвое тетрадь и карандаш, уселся на крылечке и принялся писать…
Мария Александровна долго не решалась выйти из комнаты, боялась, скрипнет половица — разбудит детей. Наконец, осторожно ступая в мягких туфлях, вышла в сени. Дверь в сад была полуоткрыта. «Как же это я забыла запереть на ночь дверь?» — мелькнула беспокойная мысль.
На ступеньках сидел Владимир Ильич. Держа тетрадь на коленях, он быстро писал. Мать положила ему на голову руку.
— Мамочка! — вскочил Владимир Ильич и спрятал за спину тетрадь.
Мария Александровна рассмеялась.
— Я просто решил некоторые мысли записать, пока вы спите. Пойдем прогуляемся по саду.
Владимир Ильич увидел огуречную грядку, раздвинул шершавые листья, сорвал огурец, смахнул ладонью колючую щетинку и с наслаждением стал грызть.
— Вкусно!
Из дома послышалось пение.
— Слышишь, Надюша с Маняшей поют жестокие романсы, — усмехнулся Владимир Ильич.
В ситцевых светлых платьях, с туго заплетенными по-девичьи косами, они выбежали в сад и походили на беспечных девушек — обе смешливые, жизнерадостные.
— С солнечным утром! С началом чудесного отдыха! — кричали они. — Пошли купаться!
— Иди, иди, Володюшка, а я тем временем приготовлю завтрак в беседке. — Мария Александровна сорвала несколько молодых огурчиков и протянула сыну: — Вам на дорогу.
…Вернулись с Тосны с букетами ромашек.
— Ой, какие мы голодные!.. — смеялась Мария Ильинична. — Мамочка, Володя так нырял и отмахивал саженками, что все саблинское мальчишеское племя решило, что он знаменитый моряк.
— А где же Володя? — спросила мать.
Мария Ильинична и Надежда Константиновна оглянулись с недоумением.
— Странно. Он все время шел позади нас и насвистывал, а потом попросил нас спеть. Куда же он исчез?
— Я, кажется, догадываюсь, — вздохнула Надежда Константиновна. — Наш романс ему потребовался для того, чтобы улизнуть на станцию за газетой. Не так-то легко ему быть неграмотным… А вот и он, и, конечно, с пачкой газет.
Надежда Константиновна и Мария Ильинична со смехом побежали навстречу Владимиру Ильичу с намерением отобрать газеты, но, взглянув на его помрачневшее лицо, остановились.
— Володя, что случилось? — спросила обеспокоенная Надежда Константиновна.
— Дума разогнана, — ответил Владимир Ильич. — Я так и предполагал. Этого надо было ожидать… Итак, царь переходит в наступление. Нужно немедленно собрать товарищей, посоветоваться о тактике партии. — Владимир Ильич развернул газету.
Надежда Константиновна прочитала набранные большими черными буквами слова:
Мария Александровна молчала. Она поняла, что отдых кончился.
Владимир Ильич взглянул на ее огорченное лицо.
— Мамочка, ты понимаешь, мы должны немедленно ехать. — Он вынул из кармана часы. — Поезд из Питера только что прошел, значит, обратно будет через час. Мы еще успеем позавтракать.
Сидели молча, поглядывая на сосредоточенное лицо Владимира Ильича.
— Маняша, ты поедешь на Выборгскую сторону по известным тебе адресам. Соберемся у Менжинского. Надя поедет на Лиговку.
Владимир Ильич одной рукой помешивал ложечкой чай, другой перелистывал газету.
Скрипнула калитка. Мария Александровна вышла из беседки. У калитки стоял мальчик лет четырнадцати-пятнадцати и в смущении теребил картуз.
— Ты к кому? — спросила Мария Александровна.
— Мне Владимира Ильича.
Мария Александровна насторожилась:
— Здесь такой не живет.
— Ну, если его нельзя, тогда Надежду Константиновну. Скажите, Ромка пришел по важному делу.
Вид у парнишки был решительный, глаза смотрели прямо и серьезно, и только пальцы, вцепившиеся в картуз, выдавали волнение.
Встревоженная Мария Александровна позвала Надежду Константиновну. Увидев парнишку, Надежда Константиновна протянула ему руки как старому знакомому. Мария Александровна успокоилась и вернулась в беседку.
— Беда, Надежда Константиновна, — сказал Ромка не мешкая. — Ефим Петрович просил передать, — он понизил голос, — полиция ищет Владимира Ильича. Я был на станции, там полно шпиков и жандармов.
Надежда Константиновна побледнела.
— Спасибо, Ромушка. Как в Питере сейчас, спокойно?
— Не-е, какое там. Царь Думу разогнал. Народ возмущается.
— Как обратно добираться будешь?
— Мне што, я и зайцем проскочу…
Стараясь казаться беспечной и веселой, Надежда Константиновна вернулась к столу. Мария Александровна пытливо посмотрела на нее.
— Кто это приходил, Наденька?
— Мальчишка знакомый, землянику продавал, да больно дорого просил, я не взяла.
— Я что-то не приметила у него в руках корзины с земляникой. Едва ли из Питера на дачу землянику возят.
Надежда Константиновна с виноватым видом посмотрела на Марию Александровну:
— Мальчишка приехал сказать, что Дума разогнана. Больше ничего.
Владимир Ильич понял, что получено какое-то тревожное сообщение.
