придумывают разные учения, доказывают, что революция погибла. А у нас знаний не хватает, чтобы разбить их доводы.
— Да, здесь нужно сильное оружие против всех этих лжеучений, которые выросли как ядовитые грибы, — ответила Анна Ильинична. — И Владимир Ильич отлично это знает. Он написал книгу по философии. Она очень поможет всем нам положить конец путанице и блужданиям в рабочем движении. — Анна Ильинична вздохнула. — Рукопись этой книги Владимир Ильич уже отправил в Москву, и вот она где-то задержалась. А может быть, попала в руки полиции?
— Вы не рассказывайте Владимиру Ильичу о моей болезни, — предупредила Мария Александровна, — не тревожьте его. Скажите, что чувствую себя хорошо, не болею. Присмотритесь, как они там живут, не нуждаются ли в чем.
— А о московских делах передайте Владимиру Ильичу следующее… — сказала Анна Ильинична.
— Я пойду к себе, отдохну, вы занимайтесь своими делами.
Анна Ильинична провела мать в спальню, усадила ее в кресле, закутала больные ноги пледом.
Разговор Анны Ильиничны с Григорием Степановичем прервал звонок в передней.
Григорий Степанович вынул из жилетного кармана визитную карточку баулейтера фирмы «Вейсман и К°» и положил на стол.
Анна Ильинична пошла открывать дверь.
— Здравствуйте, доктор, — приветствовала она Левицкого. — Как вы кстати, мамочка себя очень плохо чувствует.
Вячеслав Александрович снял шапку, плащ и беспомощно посмотрел на ботики.
— Вам подать стул? — спросила Анна Ильинична доктора.
— Нет, нет. Если разрешите, я останусь в ботиках. Мне трудно нагибаться.
Левицкому не было еще и сорока лет, и Анна Ильинична посмотрела на него с сожалением.
— Познакомьтесь, — сказала она и провела его в комнату.
Григорий Степанович пододвинул доктору стул. Анна Ильинична налила стакан крепкого чаю.
— Присаживайтесь, — пригласила она Вячеслава Александровича.
— Благодарю. Я с детства привык к «а-ля фуршет» — пить чай стоя, — пошутил доктор, искоса посмотрел на визитную карточку, перевел взгляд на фетровую шляпу Григория Степановича. — Вредная шляпа, — сказал он резко.
— Вы как доктор полагаете, что в шляпе ходить сейчас не по сезону? — любезно откликнулся Григорий Степанович. — Но я по делам фирмы еду за границу, а там меховых шапок не носят.
— Разрешите, я пройду к больной, — сказал Вячеслав Александрович.
Присутствие Григория Степановича, которого доктор принял за немца, его обеспокоило.
Анна Ильинична открыла дверь в спальню.
— Здравствуйте! Какие жалобы? — нарочито громко сказал доктор, чтобы не выдать себя за старого знакомого перед немцем.
Он тщательно прикрыл дверь.
— Здравствуйте, дорогой Вячеслав Александрович. Как давно я вас не видела и как вы кстати пришли!
— Я вам привез клад, драгоценности, — прошептал Вячеслав Александрович, наклонившись к Марии Александровне.
— Какой клад? Откуда? — несказанно удивилась она.
— От Владимира Ильича.
— От Володюшки? Вы его видели?
— Шесть лет назад в Цюрихе. Я тогда ездил во Францию изучать шляпное производство и завернул к нему. Видите ли, русский фетр делают с применением ртути. Масса отравлений среди рабочих, а во Франции нашли новый метод… Но об этом после. Сядьте, пожалуйста, спиной ко мне.
Мария Александровна, все еще недоумевая, поднялась с кресла, плед соскользнул с колен и свалился на пол.
— Не беспокойтесь, я подниму плед через пять минут. А пока я должен снять пиджак.
Мария Александровна недоумевала: что это случилось с Вячеславом Александровичем, обычно таким серьезным и простым? Его чудачества сегодня были непонятны.
— Я еще тогда, в Цюрихе, сказал Владимиру Ильичу, чтобы он располагал мною, и вот я счастлив доложить, что он оказал мне высокое доверие…
Вячеслав Александрович снял пиджак. Грудь его была тщательно забинтована по всем правилам медицины.
Доктор стал разматывать бинты и снимать с себя листы рукописи, которые осторожно укладывал на стол.
— Ну, теперь смотрите, — сказал он торжественно, освободившись от последнего листка и надев пиджак. — Теперь я и плед могу поднять.
Мария Александровна повернулась, увидела пачку листов, прочитала на верхнем листе: «Материализм и эмпириокритицизм».
— Володюшкина рукопись по философии! Вы не представляете себе, как мы волновались за ее судьбу! И Володюшка отчаянное письмо прислал. Беспокоится — неужели пропала рукопись, плод работы многих месяцев? Единственный экземпляр. Ведь это действительно драгоценность. Великое спасибо вам, дорогой Вячеслав Александрович! — Мария Александровна обняла доктора и расцеловала его по-матерински в щеки.
— Ну-с, — улыбнулся растроганный Вячеслав Александрович, — теперь я приступлю к исполнению своих прямых обязанностей. Что вас беспокоит?
— Простыла я. Ноги плохо слушаются. Но это потом, потом, — говорила Мария Александровна, любовно перебирая страницы. — Вот и гость наш уже ушел.
Анна Ильинична распахнула дверь.
— Анечка, дорогая, Вячеслав Александрович привез Володину рукопись!
Анна Ильинична подошла к столу и ахнула.
— Теперь я понимаю, почему вы привыкли пить чай «а-ля фуршет», — засмеялась она.
— Я опасался помять драгоценные листы, — ответил доктор. — Я даже какие-то верноподданнические слова в вагоне говорил, чтобы меня жандарм не задержал. Благовоспитанного юношу ко всем чертям послал за его любезность, правда мысленно. И еще, прошу прощения, поскольку курьер сказал мне, что рукопись предназначена для публикации, я позволил себе прочитать ее без разрешения. Читал всю ночь. Читал с упоением. Это огромно! Это гениально! А теперь разрешите мне стаканчик чаю. Я люблю пить чай сидя, с блюдечка и вприкуску…
И начались тревожные, хлопотливые дни. Анна Ильинична ездила по издательствам, выясняла возможность опубликования книги. «Если нет издателя, посылай прямо и тотчас Бончу: пусть только никому не дает читать и бережет сугубо от провала!» — предупредил Анну Ильиничну Владимир Ильич в письме.
Рукопись уложили в шахматный столик, и он надежно хранил ее.
Наконец издатель найден. Рукопись сдана. Стали поступать корректурные листы. Целые вечера просиживали мать и сестра, склонившись над листами, вычитывая их, выверяли.
— Здесь бы я поставила точку с запятой, — говорит Мария Александровна. — Дальше идет много опечаток. Несколько раз слово «абсолютно» написано с буквы «о».
Анна Ильинична читает.
— Володины нападки на буржуазных философов, на их тарабарщину, великолепны. Все так убедительно, так ясно. Но вот здесь я буду ходатайствовать снять «гоголевского Петрушку», и без того остроумно и веско.
— Володюшка не согласится, — замечает мать, — у него все продумано, каждое слово к месту.
Мария Александровна и Анна Ильинична с увлечением и большой тщательностью работают над корректурой философской рукописи Владимира Ильича, которая осветит путь рабочему классу к его великой цели.
