Он никогда не говорил о своих предках. Управление вообще не одобряло разглашения какой угодно конкретной информации, но тут дело было даже не в этом. Просто Феррис не считал, что его личная жизнь касается кого-либо, с кем он общается по работе.
— Слава Аллаху! Садись, — сказал Хани, показывая на софу.
Этим утром он был в особенности похож на Дина Мартина. Твидовый пиджак, рубашка без галстука и замшевые мокасины, которые он, должно быть, купил во время недавней поездки в Лондон.
— Хорошо выглядите, — сказал Феррис.
Это было чистой правдой. Человек, находящийся перед ним, просто светился отменным здоровьем. Должно быть, в награду за свои усилия в Берлине он попил там какой-нибудь особо классной выпивки.
— Как твоя нога, дорогой? В Берлине ты хромал. Ты пытался скрыть это, но я заметил. Надеюсь, ты поправился. Я переживаю за тебя.
— Отлично. Самое лучшее — это снова вас видеть, Хани-паша.
— Я вернулся из Германии вчера. Отличная страна, но никудышная разведка. Не думаю, что они хотя бы узнали, что я там побывал. А когда я вернулся, мои люди сразу сказали, что ты хочешь со мной увидеться. Сразу! — сказал Хани, приподняв брови.
— Это все Милан. Европейцы с ума сходят. И Белый дом с ума сходит. И все орут на нас.
— И на меня, — ответил Хани, всплеснув руками. — Чтобы встретиться с тобой этим утром, мне пришлось отменить визиты представителей от Италии, Франции и Великобритании. Все хотят результатов уже через день. Думаю, они не слишком понимают суть работы разведки. Это не микроволновая печь. Эд Хофман тоже понимает. Он-то знает, что быстро хорошо не бывает.
— Ваша операция в Берлине определенно заинтересовала мистера Хофмана. Он поручил мне поздравить вас. Думаю, он весьма впечатлен ею.
Феррис умолк, решив не скатываться до откровенной лжи.
— Скажи Эду, что я благодарен ему за похвалу. Будь она от кого другого, я счел бы ее за обычную лесть, просто из желания что-то выгадать, — ответил Хани. Его губы тронула легкая улыбка. Словно плавник акулы, прорезавший водную гладь.
— Но нам надо быстро разбираться с этим, Хани-паша. Как вы можете догадаться, у мистера Хофмана есть куча вопросов по поводу Мустафы Карами, того человека, к которому мы приходили в Берлине.
— О да, могу себе представить.
— В особенности мистера Хофмана интересует, как прошла ваша вторая встреча.
Феррис старался не слишком напирать, сразу переходя к делу, но с Хани никогда нельзя было понять, сколько у тебя есть времени. У молодого короля была привычка появляться в самые неподходящие моменты, в результате чего глава разведки был вынужден тут же оставлять все прочие дела.
— Сложное дело, — ответил Хани. — Хорошее, но сложное.
— Почему? Вы взяли этого парня тепленьким. «Поговори с матерью». Самая лучшая уловка, какую я когда-либо видел. А направление, в котором вы работаете, интересует и нас.
Феррис оставил Хани ниточку, за которую можно было бы потянуть, но тот лишь дал понять, что оценил похвалу.
— Да, мы взяли его «тепленьким», как ты и сказал. Вторая встреча прошла хорошо, как и третья, незадолго до того, как я отбыл оттуда. Теперь он наш, можно быть уверенным. Но дело все равно слишком сложное.
Феррис подождал объяснений. Когда их не последовало, пришлось спросить самому:
— Почему оно сложное?
— Потому, что «Аль-Каеда» — штука сложная. Много слоев, один за другим. Каждый, кто пытается перейти из одного слоя в другой, оказывается на подозрении. Нельзя ничего сделать самому, приходится ждать, когда тебе позволят.
— Но мы-то ждать не можем. Вы это знаете. Особенно после Милана. Мы надеемся, что вы быстро введете в игру этого Мустафу.
— Согласен, ждать мы не можем. Ждать, пока снова убьют людей. Но, с другой стороны, мы должны ждать. Я терпеливый человек, даже когда спешу. Я слишком много времени потратил на подготовку этой операции, чтобы сейчас начать торопиться. Даже если этого от меня хочет Эд Хофман.
Феррис помедлил с ответом. Хани слишком осторожен. Самое время отдать припасенный подарок.
— Мистер Хофман поручил мне отдать вам кое-что. Думаю, вам это понравится. Записи телефонных разговоров в Европе и Америке некоторых членов королевской семьи, которые… беспокоят короля. Особенно вас заинтересует запись бесед с ливанским банкиром в Париже, который управляет некоторыми счетами королевской семьи.
Феррис открыл портфель и передал Хани распечатки.
— Ах да.
Хани глянул первые пару страниц, а затем закрыл папку и, прищурившись, посмотрел на Ферриса:
— Что ж, очень хорошо. Уверен, Его Величество это заинтересует. Как хорошо, что Эд столь щедр к нам.
Похоже, подарок привел Хани в некоторое раздражение, хотя Феррис и не мог понять почему. Король сам обмолвился парой слов о своих непутевых родственниках в разговоре с директором во время своего последнего визита в Вашингтон.
— Он хочет встретиться с вами и скоро прибудет в Амман.
— Да, знаю. Ему что-то нужно, и мне интересно что же, — ответил Хани, улыбаясь и прикуривая очередную сигарету.
Феррис не стал спрашивать, откуда ему известно о приезде Хофмана. Может, тот сам ему сказал. Может, Хани только делает вид, что знает. Без разницы.
— Он собирался поговорить об этом деле.
— Добро пожаловать.
Хани подмигнул ему.
— Мы можем получить протокол допроса Карами? — спросил Феррис. — Это помогло бы мне в работе с Хофманом.
— Нет. К моему глубочайшему сожалению. Это было бы неправильно. Но я могу изложить информацию в общих чертах. Карами был на связи с человеком из тренировочного лагеря в Афганистане. Сейчас этот человек находится в Мадриде. Они встречались в Будапеште. Человек из Дубай, который присылал ему деньги, получал их от другого, из Карачи, но мы пока не знаем его имени. Карами был курьером во время диверсии на американском корабле «Коул» в двухтысячном году. Он единожды ездил в Йемен, но с тех пор они не привлекали его к операциям. Он «крот». Они держат его наготове для чего-то другого. А может, просто забыли о нем. Как ни печально,
— Какая? — спросил Феррис, стараясь не хмуриться.
— Не могу сказать, — ответил Хани. Это гладкое лицо, густые черные волосы и хорошо подстриженные седые усы. — Нет, неправда. Мог бы сказать, если бы хотел, но не хочу.
— Почему же? Мы охотимся за одной и той же целью. Я уверен в этом. Почему же нам нельзя сотрудничать?
— Потому что это моя операция. Мы поделимся с вами ее результатами. Но вам необходимо дать мне возможность провести ее так, как я считаю нужным. Потому что… будем откровенны, дорогой, потому что у вас нет другого выхода.
Хани улыбнулся. Его обаяние неотразимо, подумал Феррис, даже тогда, когда он говорит вещи, которые сильно осложняют тебе жизнь.
— Хофмана это не обрадует, — сказал он.
