отлично.
— Теодор?
— Не возражаю, — доктор был лаконичен.
— Пол?
Офицер суда молча кивнул, хотя, подозревал Дэвид, ему всё равно, что подают на стол, хоть жареные гвозди!
— Ну и отлично, — подытожила женщина, позабыв поинтересоваться мнением стажёра, из-за чего тот очень огорчился. — Идемте же!
По пути Дэвид с любопытством озирался, пока не спросил наконец:
— Госпожа Кисленьких, а что это за символ повсюду? И у вас на рукаве…
— Где? Ах это… — вздохнула Каролина. — Это эмблема Института. Как видите, перевернутая пирамида… ну, тут понятно, крылья, символизирующие полет мысли, а еще якорь, эту самую мысль… хм…
— Удерживающий в рамках, — пришел на помощь Бессмертных. — Кстати, который час?
— Вон вокзальные часы, — указала женщина. — Ой! А почему на них без четверти три? Неужто забыли завести?
— Гхм… — произнес следователь, с интересом глядя на циферблат своего брегета. Секундная стрелка с бешеной скоростью крутилась в обратную сторону.
— Н-да… — подтвердил доктор. У того часы показывали ровно полночь и стрелки, судя по всему, намеревались так и остаться в этом положении.
Топорны ничего не сказал, только вздохнул. Каролина же взглянула на свои часики, сверилась с вокзальными часами и удовлетворенно вздохнула.
— Признают за свою! — сказала она загадочно.
— Понятно теперь, отчего наш обер-кондуктор мечется по платформе с таким несчастным видом, — хмыкнул Немертвых. — Видимо, его хронограф тоже безбожно врёт. А отправление поезда задерживать нельзя…
— Кстати, Каролина, дорогая, отчего это здесь бушуют такие временные аномалии? — поинтересовался Бессмертных.
— А, это, наверно, профессор Напрягайло снова вспомнил о своей теории всклокоченного времени и решил что-то проверить, — беспечно ответила та. — И, похоже, на этот раз у него получилось! Я всегда в него верила!
— Напрягайло? — нахмурился следователь. — Если мне не изменяет память, он иностранец, и за попытку вырыть шахту до центра земли у себя на родине он был приговорен… хм…
— К шести годам расстрела, — закончил Топорны. — Успел эмигрировать.
— Бедняга, — искренне пожалел профессора Бессмертных. — Ему еще повезло! Они ведь там до сих пор верят, что земля плоская… побоялись, видимо, что вся вода стечет в дыру?
— Да у них даже негорючий водород запрещен законодательно! — сообщила Каролина. (Негорючий водород был еще одним забавным казусом, возникшим в Каролевстве, и сильно облегчавшим жизнь воздухоплавателям. Рассказывали, во время инспекции вспыхнул ангар с новейшим, очень дорогим дирижаблем, и ясно было, что огонь вот-вот доберется до него, а тогда… Генерал-инспектор представил размер убытков, сообразил, что если уж рванет — так рванет, не убежишь, и, потеряв всякий разум, завопил: «А ну, отставить гореть!» Пожар удалось потушить, дирижабль почти не пострадал, а вот водород в дирижаблях Каролевства с тех пор гореть отказывался наотрез. Соседи не верили, но разве это имело значение?)
— Да?! — поразился следователь. — Какая темнота… Так вот и гибнут лучшие умы!
— Ум — это, конечно, неплохо, — заметил доктор, — но ведь Напрягайло вдобавок еще и совершенно сумасшедший…
— Здесь другие не задерживаются, — просветила Каролина. — Ну сами посудите, разве может быть гений… таким… ну… Совершенно нормальным? Это само по себе ненормально!
— Ну не скажите, дорогая, — хмыкнул следователь, — а как же, например, мы с уважаемым Теодором?
— Исключения только подтверждают правила, — парировала госпожа Кисленьких и добавила с сомнением: — К тому же…
— Я бы тоже не стал ручаться, — кивнул Немертвых и усмехнулся.
— Ну а профессор Напрягайло, — добавила Каролина, — самый настоящий гений! Знаете, что мне сказали вот буквально несколько минут назад?
— Что же?
— Болотные надмозги все-таки вышли на контакт! — радостно воскликнула она. — И только благодаря профессору, вернее, его очередным экспериментам… Они, понимаете ли, заинтересовались его работами, а всё, что происходило до его появления в Институте, им казалось слишком скучным! Вы можете представить, какие теперь открываются перспективы?
— Да, — честно ответил доктор. — Тот, кто поместил на эмблему Института якорь такого размера, был поистине мудрым человеком…
— Господа, все это крайне занимательно, — решил сменить тему Бессмертных, — но что делать с этим… хм… всклокоченным временем? Мы ведь так и впрямь не отправимся вовремя.
— Это ничего, — пробасил Вит-Тяй. — Я вот сейчас фельдфебеля своего к господину обер-кондуктору налажу, минута в минуту отбудем, не извольте беспокоиться!
— Позвольте, господин поручик, — заинтересовался следователь, — а что, ваши подчиненные способны справиться даже с временными аномалиями? Я всегда был высокого мнения о беарийцах, но теперь…
— Что вы, господин Бессмертных, — с достоинством отвечал тот, — мы просто время по солнцу определять умеем.
— Так его же не видно, туман-то какой! — удивился тот. Немертвых чему-то усмехнулся, но промолчал.
— Но оно же есть, — в свою очередь удивился поручик. — Стало быть, и время определить можно. Прошу покорно, за госпожой приглядите, а я схожу, отдам распоряжения…
— Вит-Тяй, миленький, вы потом идите вон туда! — прокричала вслед ему Каролина. — Всё направо и направо, до самого края палубы, там будет лифт, я предупрежу, чтобы вас пропустили… Заведение с синей вывеской, найдете нас там!
— Не извольте беспокоиться! — гулким басом ответил тот и направил уверенные шаги к бледному и несчастному обер-кондуктору.
— Ну, идемте, — нетерпеливо поманила женщина.
Дэвид, о котором все позабыли, и которого не слишком интересовали проблемы с часами за неимением оных, тем временем отдалился от компании, рассматривая вокзальную палубу. Наверно, большая часть ее убранства предназначалась именно для приезжих, и, надо сказать, с задачей поразить и удивить она справлялась отменно.
Так, Дэвид с четверть часа провел перед одной из разгораживающих палубу стен (он не брался определить, была ли стена опорной или имела иную функцию), на которой красовалась гигантская мозаика, изображавшая болотный танк. Тот, в облупившейся от невзгод и выцветшей до розового оттенка краске (сквозь которую просвечивала кое-где позолота), нещадно чадя трубомачтой, шел под потрепанным парусом, разбрызгивая широкими гусеницами жидкую биомассу и давя твердую, прямо на зрителя. «Оборение болот» — называлось это произведение искусства, и Дэвид уверовал — болота таки будут освоены и приручены!
Он пошел вдоль стендов с наглядной агитацией, разглядывая фотографии дирижаблей самых странных конструкций, их бравых пилотов, танков с экипажами, разнообразных монстров… пока вдруг не застыл, как вкопанный.
На следующем стенде оказалась, судя по всему, стенгазета, выполненная небесталанным человеком. На большом рисунке изображен был дирижабль с четко выделяющимся названием — «Беда» — на борту. Из гондолы опасно свешивалась девушка, подозрительно напоминающая госпожу Кисленьких, которая азартно
