И снова зов — знакомых слов: — «Там — день свиданий, день восстаний…» — «Ты кто?» — «Владимир Соловьев: Воспоминанием и светом Работаю на месте этом…» И — никого лишь белый гейзер Так заливается свирель, Так на рояли Гольденвейзер Берет уверенную трель Бывало: церковка седая Неопалимой Купины,[34] В метели белой приседая, Мигает мне из тишины, Перед задумчивым киотом — Неугасимый фонарек; И упадает легким лётом Под светом розовый снежок. Неопалимов переулок Пургой перловою кипит, И Богоматерь в переулок Слезой задумчивой глядит. Эпилог Двадцатилетием таимый, Двадцатилетием чернен, Я слышу зов многолюбимый Сегодня, Троицыным днем, — И под березкой кружевною, Простертой доброю рукой, Я смыт вздыхающей волною В неутихающий покой. Троицын день и Духов день
Петроград 1921 года
После разлуки
(Берлинский песенник)
Вечер («Точно взглядами, полными смысла…»)
Точно взглядами, полными смысла Просияли, — Мне ядом горя, — Просияли И тихо повисли Облаков златокарих края… И взгонят беспризорные выси Перелетным Болотным глазком; И — зарыскают быстрые рыси Над болотным, — Над черным — леском. Где в шершавые, ржавые травы Исчирикался летом Сверчок, — Просвещается злой и лукавый, Угрожающий светом Зрачок. И — вспылает Сквозное болото; Проиграет Сквозным серебром; И — за тучами примется кто-то Перекатывать медленный гром. Слышу — желтые хохоты рыси. Подползет; и — окрысится: «Брысь!»… И проискрится в хмурые Выси Желто-черною шкурою Рысь. 1922
Цоссен
